Странствия клетчатых - Елена Владимировна Крыжановская

Это случилось не сразу. Театр проехал ещё несколько городов и стал на много миль ближе к морю, хотя двигался широким зигзагом, а не напрямик.

Глава 33

Чудесный город с торговой речной пристанью — Южный Брок, действительно стоял на границе южного края. Западный Брок — тоже славный речной городок, театр оставил позади неделю назад. Жердин полностью вернулся к своим ролям и готов был играть сценки одну за другой. Папаша только следил, чтобы «эта кудрявая башка не мелькала на сцене слишком часто»!

Теперь, когда Веда привлекала публику предсказаниями, давая возможность остальным превратить фургон в сцену, Жердин не в одиночку открывал представление, и даже не в паре со Смеей, а втроем с Новитом. Настоящее трио клетчатых слуг — наивный романтик, прожженный хитрец и ловкая служанка устраивали весёлую кутерьму с прыжками и жонглированием, соперничая за сердце служанки. Потом партнеры, оба заслужив поцелуи в щёку, с двух сторон целовали ручки Смеи и расходились. Она бросала мячик в публику и пела о том, что ее сердцу всех дороже зрители, их радость и аплодисменты.

Аккомпанировал ей на гитаре Крас, но публика не видела красавчика, сидящего за сценой на ступеньках. После парного номера с Веричи, когда публике представляли маэстро Краса — меткого стрелка, или пирамиду и малые «качели», зрители уже знали всех молодых артистов, и все они возвращались вместе, либо в смешной сценке с Красильоном, либо в романтической, о влюблённых. Тут уж добавлялись Старик и Папаша, публика узнавала их роли, а представление только набирало размах.

Во второй части роли резко менялись — романтический безупречный влюбленный превращался в смешного школяра или в напыщенного вельможу. Ловкий слуга представал жадным и трусливым. Смея и вовсе превращалась, если не в коварную соперницу Веричи, то выступала в фехтовальных сценках в мужской маске — налётчиком или разбойником.

Финал выстраивали так, чтобы показать главное зрелище. Чтобы по сравнению с ним остальные номера казались подъемом в горку, а не её вершиной. Но гвоздь программы состоял из трех частей. Перед большим «аттракционом» шла подготовка, как-то связанная с ним, но очень контрастная. А уже после прощального поклона, на сбор денег ставили завершающий номер, который не давал сразу уйти, усиливал светлую грусть от расставания с артистами, заставлял раскошелиться и зазывал: «Прощайте, прощайте, приходите ещё!»

Песенка на колесе, переброска мячиками под прощальную песню, вечерами — огненный танец, проверенные завершающие номера работали безотказно.

Но, как бы ни строилась программа, любовь слуг — выступление Смеи с одним из партнеров или вся клетчатая тройка, — были только «гарниром», а не главным блюдом.

На втором выступлении в Южном Броке — днём, когда часть публики уже заранее хлопала любимцам и гадала, чего от них ждать, финал прошёл слегка иначе, чем всегда.

Большой аттракцион чудес меткости, без выхода из публики, где главными были Крас, Веричи и пирамида со Смеей, прошёл удачно. И то, что следом слуги устроили турнир, пародируя чудеса меткости маэстро Краса, публика принимала с радостью. Ради этого сценку чуть изменили, в ней не было ухода и возвращения хозяина — Папаши. Слуги решали свой любовный треугольник свободно, без хозяев. И, так уж получилось, что, после поцелуя, когда Смея выбирала Новита, не давая ему убить соперника, стрелы-фейерверка и разбитого сердца Жердина, финальный поклон был за ними троими. Сначала кланялась клетчатая тройка, остальные артисты сходились к ним позже.

И когда трое подошли к краю сцены, поклонились, сияя улыбками, радуясь, что со стрелами всё обошлось, из группки знатных зрителей, из рук прекрасной барышни в розовом, Жердину полетел пышный цветок. Полураскрытый нежно-розовый пион на короткой ножке, только что снятый с платья прекрасной дамы, дабы утешить раненое сердце проигравшего слуги. Артист поймал цветок, изящно приложил его к губам, к своей клетчатой груди, поклонился. И послал сострадательной зрительнице воздушный поцелуй, вместе со жгучим взглядом и ослепительной улыбкой.

Что ещё он мог сделать, получив первый приз на финальном поклоне? Но даже Новит понял, что это слишком. Будут неприятности.

Группка знати, такие всегда держатся особняком и хорошо заметны в толпе, на лучшем месте, перешептывалась, бросая косые взгляды на сцену. Там были несколько кавалеров и дам, две самые молодые и хорошенькие заговорщицки хихикали, обнявшись, блестя глазами и полыхая румянцем. Одна из них и бросила цветок.

Все артисты вышли и поклонились. Папаша объявил сбор денег, но, чтобы зрителям не было скучно, ведь так жаль расставаться, для них ещё исполнят веселую и мудрую песенку про фортуну. Смея встала на колесо, Новит держал её за руку, ленты развевались на ветру, корона звенела.

В этой песне Жердин обычно аккомпанировал на гитаре, стоя в углу сцены, но сейчас он ушёл. Отлично понял взгляды Краса и Папаши, означающие: «Беги! Не отсвечивай там! Не маячь, как мишень для завистников!» Он и сам знал, чем обычно грозит публично проявленное внимание к актерам. Ничем хорошим. На гитаре играл Крас, снова за сценой.

Жердин стоял на «заднем дворе» и вертел в пальцах злополучный цветок.

— Покажи, — Веда вслепую протянула руку, но очень точно, словно видела ореол света от лепестков. Жердин со вздохом подал ей цветок, но Веда отдёрнула пальцы.

— Горит. Настоящий огонь. Будь очень осторожен, мальчик.

— Я всегда осторожен, насколько могу, — кисло поморщился Жердин. — И разве только я? Что толку?

*****

В этот раз дневное представление было ранним, полуденным, обедали уже после него. Артисты собрались все вместе в гостинице, в номере Папаши. Обед шел тихо, без обычных шуточек и планов на вечер. Хороший сбор и горячий приём публики омрачала тревога за нового «фаворита». Традиционно выпили по глотку вина, стукнулись кружками, но тоста не сказали.

— Сынок, чем ты думал? — сокрушенно сказал Папаша Баро. — Устраивать с богатенькой незамужней барышней флирт на всю площадь. А значит, на весь город! Она пришла с компанией, добро бы хоть одна!

— Точно, незамужняя? — придирчиво уточнил Старик. Сегодня он играл судью в сценке про кошелёк, тон стража закона остался оттуда.

— Видно же, — шумно вздохнул Папаша. — Чья-то доченька или невеста. Была без спутника, хихикала с подружкой, но ему непременно донесут!

— Что я мог сделать? — отрешенно пожал плечами Жердин. — Не поймать цветок, который летит прямо в меня? Глупо и оскорбительно. Не поклониться ей? Неблагодарно. Сделать вид, что не рад подарку? Кого этим обманешь?.. Актёр обязан радоваться, если его искусство оценили высоко.

— Мог поклониться поскромнее, — ворчал Папаша. — Не: «Вот я, весь ваш, возьмите моё сердце!..»

— «…сожрите, проткните кинжалом, выплюньте, делайте,