Золотые погоны империи - Валерий Геннадьевич Климов

– Спасите, я еле иду, – едва выговорил он побледневшими губами и, теряя силы, стал медленно опускаться на землю.

Жильцов, раненый в руку и грудь, явно не мог передвигаться в одиночку.

Ни секунды не раздумывая, я плотно взял его под здоровую руку и, отступая вместе со своей ротой, буквально, вытащил его на себе из-под красного обстрела.

Когда все уцелевшие гренадеры, включая меня и раненого поручика, смогли спешно спуститься в ближайший овраг, мы весьма кстати обнаружили, там, нашу ротную повозку, и я, быстро сдав Жильцова управляющему ею вознице, вместе с Моремановым немедленно поднялся к верхнему краю нашего временного логова.

Зрелище оказалось не из приятных: всё поле боя было густо усеяно трупами офицеров и солдат нашего 2-го Сводно-гренадерского полка.

В этот момент на помощь нам, двумя красивыми лентами, подошли две астраханские роты, рядом с которыми шёл известный своей личной храбростью заместитель начальника нашей дивизии полковник Икишев.

Все сразу встрепенулись и заметно оживились, так как полковник, в среде гренадеров, пользовался большим уважением.

Икишев тут же отдал приказ повторить атаку и лично возглавил нашу атакующую цепь.

Вдохновлённые его примером, мы снова двинулись вперёд, и резко возобновившийся бой быстро перерос в нашу отчаянную штыковую атаку.

Во вражеских окопах и перед ними произошло настоящее «средневековое побоище», изобиловавшее, как привычным кулачным боем и ударами винтовочными прикладами, так, само собой – и, непосредственно, смертоносными штыковыми выпадами, лишь изредка чередующимися с выстрелами в упор.

Один лишь поручик Богач, благодаря своему громадному росту и природной физической силе, заколол в смертельной схватке, одного за другим, сразу троих красноармейцев – столько же, сколько на двоих ликвидировали я и Мореманов.

Большинство очных «поединков» в этом человеческом месиве выиграли наши гренадеры, вследствие чего красные были нами полностью смяты и обращены в позорное бегство.

На этот раз удача оказалась на нашей стороне.

Поле страшного по взаимной жестокости боя ещё гуще покрылось трупами убитых людей: на всём его пространстве друг возле друга, уже ничего не деля на этом свете, лежало несколько сотен наших гренадеров и красноармейцев, ещё каких-то пару часов назад молча мечтавших о чём-то очень личном или, наоборот, оживлённо делившихся с друзьями своими частными воспоминаниями, беззлобно шутивших над своими боевыми товарищами или, напротив, по-детски обижавшихся на эти шутки… одним словом, живших…

В результате нашей яркой победы вражеские тачанки с пулемётами, как и всё остальное стрелковое оружие с патронами для него, в одночасье перешли к нам.

С некоторым удивлением, среди погибших красноармейцев, мы обнаружили нескольких китайцев и большое количество матросов с бескозырками, на ленточках которых было написаны названия их кораблей «Андрей Первозванный» и «Нерпа», а также – одну очень красивую сестру милосердия в белой косыночке с красным крестом.

Судя по характеру раны и расположения её трупа, шальная пуля, выпущенная, на ходу, со значительного расстояния, из винтовки бегущего в атаку гренадера, попала ей в сердце совершенно случайно.

И, несмотря на то, что эта девушка служила у красных, мне, почему-то, было её искренне жаль…

Тем временем, боевые события на нашем участке продолжали идти полным ходом: посланная вдогонку за красными, отдельная бригада Туземной дивизии, по ошибке (приняв их за красноармейцев), срубила на полном скаку двух наших пулемётчиков, преследовавших бегущего врага на одной из захваченных у него тачанок.

Несчастных еле спасли. Повезло, что нанесённые им раны оказались тяжёлыми, но не смертельными.

Что же касается нашего общего положения на Царицынском фронте, то оно, хотя и было, благодаря нашему сегодняшнему успеху, полностью восстановлено, но, всё же, оставалось весьма и весьма неопределённым.

Всё так перепуталось и перемешалось, что в стремительно наступившей темноте не было никакой возможности безошибочно разобраться в сложившейся ситуации.

Лишь поутру, когда рассвело, всё более-менее стало на свои места.

К нашему большому удивлению, нам даже прислали подкрепление из личного резерва командующего Кавказской армии – учебную команду Саратовского полка с двумя опытными офицерами.

Пополнение оказалось весьма кстати, так как в четырёх гренадерских ротах нашего батальона в строю осталось всего шестьдесят человек при трёх пулемётах.

Осмотревшись, мы увидели, что занимаем окоп полукольцевой формы. При этом, справа, до окопавшихся возле орудийного завода кубанских пластунов, интервал был в целую версту, а влево, до окопов 1-го Сводно-гренадерского полка, чуть меньше – шагов восемьсот.

Наши нынешние окопы были вырыты весьма бестолково: от расположенного впереди нас проволочного заграждения, до которого было не более тридцати шагов, начинался довольно крутой спуск всё в ту же Мокрую Мечетку, и, следовательно, атакующие вражеские цепи становились видимыми для нас только тогда, когда они уже вплотную подходили к проволочной ограде.

Но, к сожалению, выбирать особо не приходилось, и мы заняли наш сектор обороны таким образом, чтобы на флангах у нас оказались остатки двух астраханских рот (примерно, по половинке от каждой), а в центре – вместе с нами – «свежая» саратовская команда.

Как оказалось, сделано это было, как нельзя, вовремя.

В девять часов утра красные попытались отбить у нас свои потерянные вчера позиции, однако, их не очень подготовленная атака окончилась ничем.

После этого их попытки вернуть «статус-кво», с небольшими перерывами, продолжились в течение всего текущего дня, но, в итоге, на изменение утренней линии фронта, так и не повлияли.

Ночь прошла более-менее спокойно, а наступившим утром двадцать пятого августа бой возобновился вновь.

На этот раз красные повели атаку по всему фронту.

Наш сектор одновременно атаковали 258-й и 259-й стрелковые полки Красной армии.

Однако, наши часовые, выставленные непосредственно у заграждения, вовремя дали нам знать, что на нас идут вражеские цепи, и мы встретили их во всеоружии.

Когда красноармейцы, то там, то тут, стали как будто «вырастать из-под земли» прямо перед проволочным заграждением, наши гренадеры открыли по ним ураганный огонь в упор, не давая никому из них ни малейшей возможности преодолеть остающиеся три десятка шагов до удерживаемых нами окопов.

Трескотня от выстрелов стояла невообразимая, и моментами её заглушало лишь громкое «Ура!» очередной наступающей «волны» красных.

Но наши пулемёты без устали делали своё дело и безостановочно рыли пулями землю около заградительной проволоки, вздымая бесчисленными фонтанчиками окружающий её песок так, что от поднявшейся, из-за этого, пыли атакующие цепи находились в своеобразном «песочном» тумане.

Тем не менее, в ходе этого, в целом, контролируемого нами, сражения, был один миг, когда, показалось, что у нас не хватит сил сдержать упорный натиск противника.

В тот критический момент красные уже, буквально, сплошной стеной нависли над нашим заграждением и принялись