Золотые погоны империи - Валерий Геннадьевич Климов

– Исправно служил, как полагается, – недоумённо пояснил Мотков.

– Он же – офицер… Как же он смог стрелять по своим? – вырвалось у Мореманова.

– Так, ведь, мы нынче, Ваше Благородие – не где-нибудь, а на войне. Хочешь – не хочешь, а втягиваешься… На фронте всё просто: или – ты, или – тебя… А то, что он исправно служил, так Вы его, Ваше Благородие, не корите. Потому и воевал на совесть, что ранее хорошим офицером был. Видать, душа не позволяла плохо делать то дело, к которому приучен… – обернувшись к поручику, всё также недоумённо ответил мой бывший легионер.

– А сам-то как у красных оказался? Где остальные наши легионеры из Русского Легиона? – строго спросил я у него.

– А Вы, Ваше Благородие, что… ничего не слышали о судьбе нашего легиона? – теперь, удивившись, поинтересовался сам Мотков.

– Нет. Не слышал! А, ну, давай рассказывай! Только – покороче! Времени нет, – вновь приказал я ему.

– Да, пожалуйста… Я – что… Я – ничего… В начале марта этого года французы разделили наш легион на части и направили первую его часть, пароходом, в Новороссийск, к Деникину. Этим походным батальоном, как окрестили нас французы, руководил капитан Йеске. Он же, примерно через месяц после прибытия, командовал и нашим строем на параде, который принимал лично главнокомандующий. Затем нас направили на фронт, где в первом же бою часть наших легионеров – из тех, кому не довелось реально повоевать в составе нашего с Вами Русского Легиона – заколола назначенных нам «со стороны» офицеров и устремилась к красным. Каюсь… побежал с ними и я, хотя к убийству господ офицеров и не причастен… Думал, что «под шумок» удастся сбежать и от тех, и от этих. Так домой захотелось, что больше уже ни о чём другом и думать не мог. Только не было везения у этого дела, «заварившегося» на крови… Догнали нас в степи казаки и за измену почти всех порубали в капусту. Лишь немногих из бежавших, тогда, успели отбить подоспевшие красные. Ну, и, понятное дело, всех оставшихся в живых, в числе которых был и я, тут же мобилизовали к себе.

– Так, с этим ясно! А что случилось с теми, которые не убежали с вами к красным? – не переставал допытываться я.

– Слышал потом от пленных, что на основе оставшихся, тогда, в Добровольческой армии легионеров генералы сформировали 1-й Кавказский стрелковый полк, который, опять-таки по слухам, воюет сейчас против красных в здешних местах, только за Волгой, – с усердием отрапортовал нам Мотков.

– Ну, и что же мне, теперь, с тобой делать? – изобразил я задумчивость на своём лице.

– Ваше Благородие! Не губите, Христа ради! – со слезами на глазах обратился ко мне единожды уже предавший нашу армию мой бывший легионер.

– Защищу, если пойдёшь служить ко мне в роту. Иначе, смотри… сам понимаешь… за измену, да ещё с убийством офицеров – расстрел! Там, куда сейчас отводят всех пленных, никто особо разбираться не будет: причастен лично ты к гибели своих командиров в Добровольческой армии или нет… – честно сказал я ему в ответ на его откровенность.

– Храни Вас Господь, Ваше Благородие! Пишите меня в свою роту и не сомневайтесь – не подведу! Воевать буду не хуже, чем в легионе. Вы же знаете… Мотков никогда трусом не был, – принялся обрадовано восклицать теперь уже наш новый новобранец.

– Ладно, ладно… Сильно не благодари. У нас, здесь, жизнь – тоже не сахар! Значит, так. Сейчас срочно похоронишь прапорщика Рохлинского на возвышенности, которую вы только что пытались взять, в воронке около одинокой берёзы. Я её ещё поутру, там, заприметил. Затем – сразу ко мне. Я с поручиком Моремановым этот час буду в пределах твоей видимости. Если кто спросит – говори, что ты – мой новый денщик, хотя, конечно, это не так. Всё понял?

– Так точно, Ваше Благородие! – уже по-военному бодро отчеканил Мотков и приготовился выполнить моё указание сразу после нашего ухода отсюда.

Прощаясь с Рохлинским, я и Мореманов ещё несколько секунд молча постояли возле его тела, после чего, предусмотрительно забрав принадлежавшие ему револьвер и гранаты, медленно побрели в сторону своего окопа.

– Ты, правда, веришь, что он не причастен к гибели офицеров? – спросил у меня на ходу Серж.

– Да, верю, – кратко ответил ему я.

– Позволь спросить – почему?

– Я достаточно неплохо знаю его по службе в моей роте в нашу легионерскую бытность. Он – действительно, хороший солдат… храбрый и умелый. Такие – обычно бесстрашны в бою и крайне миролюбивы в обычной жизни. Хороший солдат не может убить исподтишка. Это – удел трусов, коими и были те, кто отказался вместе с нами воевать против немцев в составе Русского Легиона, но зато сразу по окончании военных действий налетел, как саранча, для записи в его ряды, едва услышав о скорой нашей отправке в Россию. Надеюсь, именно они и попали за своё злодейство под казачьи шашки нашей кавалерии…

Наскоро собрав трофейное оружие и забрав с собой на повозках своих убитых и раненых, наш полк незамедлительно двинулся в путь.

Сделав большую, в несколько вёрст, петлю и пройдя, цепью, Большой Яр, мы довольно скоро вновь вышли на Саратовский тракт, линию обороны которого ранее, практически, без боя отдал красным перешедший к ним в полном составе Саратовский полк.

В это время на пыльной дороге, ведущей со стороны Царицына, показался быстро двигающийся автомобиль. Когда он поравнялся с моей ротой, я узнал сидевшего в нём генерала Врангеля и тотчас подал команду «Смирно!» своим подчинённым.

– Эго гренадеры? – обратился ко мне он.

– Так точно, Ваше Превосходительство! – по-военному чётко ответил ему я.

– Благодарю вас за лихое дело! – прогремел он своим громким голосом и тут же понёсся дальше.

Победа была, действительно, лихой! Разгром 28-й дивизии Красной армии, имевшей на местном фронте название «Железной», оказался решающим на данном направлении.

Это было видно даже по тому, сколько трофеев мы захватили у красных: вскоре после проезда Врангеля казаки провезли мимо нас тринадцать бывших красноармейских орудий и несколько широких повозок, до предела загруженных вражескими пулемётами, винтовками и боеприпасами.

Особенно порадовал наших гренадеров тот факт, что к нам попало всё английское обмундирование, ранее снятое красными с перебежавших к ним «саратовцев».

Поспешно отступавшие красноармейцы, боясь, чтобы мы не приняли их за изменивших нам солдат Саратовского полка, сами побросали его на поле прошедшего боя, отчего весь путь их стремительного отступления был, буквально, завален английскими шинелями и френчами.

В