Вооружение Одиссея. Философское путешествие в мир эволюционной антропологии - Юрий Павлович Вяземский

Сферы Земли не только соседствуют, но и порождают друг друга. Вернадский прямо говорит об этом: из геосферы возникла биосфера, «биосфера перешла или, вернее, переходит в новое эволюционное состояние – в ноосферу»29. Научное знание Вернадский считает проявлением геологической силы30.

Вместе с тем каждая сфера, по крайней мере биосфера и ноосфера, имеют, как говорит Вернадский, свое особое «пространство жизни»31. Для биосферы характерна особая «пластичность», в ней мы наблюдаем «пластичный эволюционный процесс, даже признака которого нет для косных естественных тел. Для этих последних мы видим те же минералы, те же процессы их образования, те же горные породы и т. п. сейчас, как это было два миллиарда лет тому назад (у Вернадского все выделено курсивом. – Ю. В.)»32. Своими особыми специфическими характеристиками (большая пластичность, чем в биосфере, или художественность, или музыкальность), наверное, должна обладать ноосфера, хотя Вернадский ни о чем таком, насколько мне известно, не говорит. Но нам сейчас это и не важно.

Особый интерес для нас теперь представляют: всеобщее «сферическое мышление», благодаря Вернадскому укоренившееся в эволюционной науке, и два научно-метафизических ракурса, этим мышлением неизбежно открываемые.

Первый ракурс ведет нас к целокупному восприятию земного бытия, отношению к нашей планете как Единому Организму. Насколько я понимаю русский язык, «сфера» – это либо «шар», либо его «внутренняя поверхность»33. Так вот, едва ли Вернадский говорит о различных земных шарах, скорее – об отличных друг от друга, но взаимосвязанных внутренних поверхностях, оболочках единого земного шара. В любом случае так называемую биосферу (и в широком смысле все взаимодействующие с ней и частично производные от нее страты геобытия: почвы, илы, воду и воздух) мы обязаны воспринимать как единый комплекс, как составной, но целостный субъект эволюции.

Организменная, точнее, над-организменная целостность Земли не исключает, а предполагает известную самостоятельность ее сфер, которые внутри себя, по отношению к более мелким и частным сегментам, также обладают специфической целостностью. «Эволюция видов, – как-то написал и выделил свою мысль курсивом Вернадский, – переходит в эволюцию биосферы»34. «Биосфера, – словно уточняет Тейяр, – в такой же степени универсальная оболочка, как и другие «сферы», и даже значительно более индивидуализированная, чем они, поскольку она представляет собой не более или менее непрочную группировку, а единое целое, саму ткань генетических отношений, которая, будучи развернутой и поднятой, вырисовывает древо жизни»35. Так можно ли говорить об эволюции видов, или правильнее говорить об эволюции биосферы?

Все живое так или иначе приспосабливается к различным геосредам. Однако Вернадский допускал, что «живое вещество… возможно, имеет и свой процесс эволюции, проявляющийся в изменении с ходом геологического времени, вне зависимости от изменения среды»36. Существование и развитие покрытосеменных растений немыслимо без существования и процветания биота насекомых, и оба биота (или микросферы) появляются в эволюционной истории одновременно и взаимообусловливающе. Ясно, что, например, млекопитающие могли эволюционировать лишь при условии сложнейших внутрибиотических связей, в рамках мутовочной группировки, «элементы которой не только родственны по рождению, но и, кроме того, поддерживают и взаимно дополняют друг друга в борьбе за существование и распространение»37. Вы понимаете, куда я клоню? Дарвин открыл «борьбу» – после Вернадского и благодаря ему ученые все больше предпочитают говорить о взаимопомощи видов в деле выживания и развития.

Ракурс второй. Если некогда биосфера возникла из геосферы, то, по меньшей мере, тогда, когда она стала возникать и до того, как возникла, в той или иной форме она должна была содержаться в том, из чего возникла: в зародыше, в предпосылке, в скрытой, криптоформе (недаром палеонтологи делят всю геологическую историю на два эона и первый именуют криптозоем, то есть эоном «скрытой жизни»). Весьма далекий от «криптозоизма» (позвольте мне такой условный термин), но привыкший рассуждать логически и мысли свои додумывать до конца, Конрад Лоренц замечает: «Если нечто новое и высшее возникает из предыдущей ступени, на которой нет того, и из которой не выводится то, что составляет саму суть этого нового и высшего, – такой процесс нельзя назвать развитием. В принципе, это относится к каждому значительному шагу, сделанному генезисом органического мира, в том числе и к первому – к возникновению жизни, – и к последнему на сегодняшний день – к превращению антропоида в человека»38. То есть, по крайней мере в позднем венде Земля должна была быть беременна жизнью, а значит, не была безжизненной не только в венде, но и в более древнем рифее и еще более раннем афебии, ибо, ежели она была безжизненной, то как могла забеременеть жизнью и произвести ее на свет Божий. Вы понимаете, на что я намекаю? Без всяких намеков и подчеркивая, об этом говорит Пьер Тейяр де Шарден: «В цельной картине мира наличие жизни неизбежно предполагает, существование до нее беспредельно простирающейся преджизни»39.

§ 70

Тема третья: психогенез. Эволюционисты разных школ и течений могут сколько угодно спорить друг с другом о том, в чем именно выражается эволюционный прогресс, но почти все они признают одну закономерность: от ступени к ступени, от пласта к пласту, от мутовки к мутовке наблюдается четкое и постоянное развитие нервной системы организмов. Процесс этот называют то энцефалозом, то ростом цефализации, то принципом Дана. «Нет ни одного случая, – пишет Вернадский, – чтобы появлялся перерыв и существовало время, когда добытые этим процессом сложность и сила центральной нервной системы были потеряны и появлялся геологический период, геологическая система с меньшим, чем в предыдущем периоде, совершенством центральной нервной системы»40. Короче, чем дальше в Гору, тем башковитее и тем взнервленнее становятся животные-альпинисты. И это правило, повторяю, почти никто не оспаривает из-за его очевидности, а оспаривающие в широкой научной аудитории популярностью не пользуются.

Но помните – у Маяковского: «если звезды зажигают, значит, это кому-то нужно»?.. Подобного рода вопросы ученые не любят задавать. Однако в данном случае вопрос сам собой напрашивается, и объявить его ненаучным не так-то просто. Если мозг развит и нервная система сложна и разветвленна, стало быть, их обладатель наделен если не психикой, то какой-то весьма определенной и интенсивной нервной деятельностью, пусть не высшей, но средней, промежуточной, по крайней мере.

Бесстрашный Тейяр де Шарден с выводом не стесняется. «Поскольку, – замечает он, – взятая в целом и в каждой своей ветви естественная история живых существ внешне вырисовывается как постепенное установление обширной нервной системы, то, следовательно, внутренне она означает установление психического состояния, соответствующего самим размерам Земли. На поверхности – волокна и ганглии. В глубине – сознание»41. Тейяр идет