Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

Да, в это время, в это последнее время теремной жизни вообще терему действительно было горько. Искореняя старых друзей терема, стрельцов, Петр вместе с тем разрушал мало-помалу и самое здание терема.

Известно, что после стрелецкого розыска царевна Софья и Марфа были пострижены в монахини, одна – в московском Новодевичьем монастыре, где и прежде содержалась, другая – в Успенском девичьем, в Александровской слободе. Пред кельями Софьи по повелению царя были повешены 195 человек стрельцов. У самых окон висели трое с челобитными в руках. Князю Ромодановскому царь дал собственноручное наставление, кого пропущать к Софье: «Сестрам, кроме Светлой недели и праздника Богородицына, который в июле живет (храмовой праздник монастыря), не ездить в монастырь в иные дни, кроме болезни (Софьиной). Со здоровьем (спрашивать о здоровье) посылать Степана Нарбекова, или сына его, или Матюшкиных; а иных, и баб и девок, не посылать; а о приезде брать письмо у князя Федора Юрьевича (Ромодановского). А в праздники быв, не оставаться; а если останется, до другого праздника не выезжать и не пускать. А певчих в монастырь не пускать: поют и старицы хорошо, лишь бы вера была, а не так, что в церкви поют: спаси от бед, а в паперти деньги на убийство дают».

В феврале 1700г., приводя в новый порядок расходы дворца, Петр коснулся и кормки нищих. По расчетам оказалось, что царица Марфа на поминовение покойного мужа, царя Федора, кормила в 5 дней 300 нищих; столько же кормила царица Прасковья по муже, царе Иване; царевна Татьяна Михайловна кормила в 9 дней 200чел., царевна Евдокия Алексеевна с сестрами в 7 дней 350чел.; даже царевна Наталья Алексеевна кормила в 4 дня 200чел. Всего кормилось в известные дни поминовения у 5 комнат 1371чел., питья и запасов выходило в год на 143руб. 26 алт. 3 ден. На подлинной ведомости об этой статье дворцового расхода Петр собственноручно написал: «Сии денги раздать нищим по улицам, а в Верх их (нищих) не брать, для того, что вытерки то комят»[89].

Что именно сказано в этой тайнописи, за неимением ключа, мы объяснить не можем. Но этим указом окончательно и навсегда нищие отдалялись от дворцовых комнат; старому Домострою таким образом наносился самый чувствительный удар, ибо старый Домострой всю добродетель свою полагал именно в таких формах благочестия.

* * *

Терем царствовал, конечно, по той только причине, что налицо не было царя: один был неспособный, другой мал возрастом. Как только вырос и укрепился малолетний царь, тогда и окончилась воля царь-девицы. Первая решительная встреча двух соперников, как и следовало ожидать, произошла на церковном торжестве, ибо на этих торжествах царский сан и государева особа обозначались для всенародных очей несравненно виднее; а следовательно, и несравненно виднее обнаруживалось зазорное совместничество двух царственных особ. Софья очень хорошо понимала значение этих царских выходов и не пропускала случая показаться народу в царственном величии. Выходы ее становились год от году чаще. Обыкновенно она выходила вместе с братом Иваном и, по всему вероятию, даже и вынуждала его, постоянно больного, сопутствовать ей в этих торжественных шествиях. В иное время, особенно в последний год, она и одна являлась на этих выходах. Царь Петр появлялся на церковные торжества изредка, в самых важных случаях. Он не тем был занят, да, вероятно, по возможности избегал и зазорного для себя совместничества с ненавистницею сестрою… Но скрытая, подземная борьба обнаруживалась даже и в этих богомольных действах двух соперников: царевна время от времени приказывала петь в соборе канон: «Многими содержим напастьми», словами которого желала выразить свое положение и отношение к петровской партии. Петр в последние годы, 1688 и 1689, один являлся в собор к «умовению ног», тоже, по всему вероятию, давая чувствовать своим присутствием при этом церковном действе, как он понимает свои к ней отношения.

В 1689 г. июля 5-го царевна праздновала годовщину о победе на раскольщиков. Накануне она одна слушала всенощную на Троицком подворье в церкви Чудотворца Сергия, а в самый день с царем Иваном выходила к обедне в Успенский собор и слушала благодарный молебен об этой победе с прибавлением упомянутого канона «за прошение царевны». 7 июля вместе с братом Иваном она праздновала в соборе память Филиппа митрополита.

8 июля в понедельник следовало праздновать явлению Казанской иконы Пресвятой Богородицы с крестным ходом в Казанский собор в память избавления Москвы от ляхов в 1612г. В этот праздник цари поднимали в крестный ход иконы и из своих верховых, дворцовых церквей от Спаса за Золотою решеткою, за которыми шествовали торжественно сначала в Благовещенский, а потом в Успенский собор, а отсюда сопровождали крестный ход до Казанской церкви и слушали там обедню. Царь Петр приехал к празднику из с. Коломенского. Надо заметить, что в этом ходу царевна еще ни разу не участвовала в прежнее время. Когда оба царя пошли с Верху, из дворца, за образами, то и царевна в то же время церемониально пошла из терема с откровенною главою (в чем и заключался для нее зазор), неся образ «О Тебе радуется», который, вероятно, по особому обещанию был поновлен к этому дню и украшен новым окладом[90]. Нельзя было не выразить царевне своего обрадования, потому что в это время с торжеством победителя приближался к Москве из Крымского похода князь В. В. Голицын.

С именем Голицына для царевны соединялось на этот раз много радостей. Он разгромил перекопского царя; по крайней мере, так он сам писал о себе, и прославлял, и возвеличивал свой выдуманный подвиг даже на всю Европу. Конечно, его успех возвеличивал личность правительницы, высоко ставил ее управление государством; придавал ее лицу мужественные самостоятельные черты деятельного и счастливого государя. Надо было употребить все средства, чтобы поднять в общественном мнении этот крымский подвиг на самые высокие ходули. Князь Голицын и обнаружил в этом деле великое уменье. Затем его присутствие в Москве очень было необходимо по обстоятельствам царевниной борьбы с братом Петром. Этим крымским подвигом она и хотела усмирить невыгодную о себе молву со стороны братниной партии; в нем она приобретала самое победоносное и вполне достойное оружие против своих врагов.

Но, кроме политических причин ее радости, существовала особая и главнейшая, сердечная, причина, которая должна была действовать еще живее. Голицын был другом царевны и ее наперсником.