Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

— Возмутительно! — пробормотал вельможа Нахерех. — Разве так приветствуют друга?

— Он мне не друг! Он негодяй и змей, не верь ни единому его слову, хозяин, он скользкий, как…

— Тогда вы двое одного поля ягоды! — Притворство Нахереха закончилось; его голос хлестнул, как кнут. — Почему ты не сказала мне о том корабле сегодня ночью?

— Потому что я знала, что это ловушка.

— Клянусь Амоном! Ты все еще будешь мне лгать?

— Не верьте ей, Ваше Превосходительство, — вставил Сахуре. — Она была там. Она слышала то же, что и я.

— Да, я была там, крокодил ты этакий, но у меня были мозги, а у тебя нет! Корабль был пуст, хозяин, не так ли? Ты не нашел на нем золота, правда? Нет, не нашел! Это все было обманом, ловушкой, расставленной для меня, в которую у меня хватило ума не попасть. А этот дурак попался! Теперь они думают, что это я, и все, чего я пыталась достичь, разрушено — они меня теперь и в таверну не пустят! Более того, я слышала, им приказано убить меня при первой же встрече…

— А-а-а-а, — с удовлетворением протянул вельможа Нахерех. — И кто же тебе это сказал?

Мара прикусила губу до крови.

— Один… один старик, который меня пожалел.

— Вот как. Кто-то, с кем ты познакомилась во время тех других визитов в таверну, несомненно. Тех ранних визитов — до того, как я тебя послал, — о которых я ничего не знал, пока этот жонглер мне не рассказал.

Боги Египта, я попалась, подумала Мара. Мне не выкрутиться из этого, нет выхода, нет выхода… Она разжала застывшие губы, но слова не хлынули на язык из того таинственного источника вдохновения в последнюю минуту, который так часто ее спасал. Она стояла парализованная, безмолвная, и тишина затянулась так долго, что теперь было слишком поздно что-либо говорить, и она была потеряна. Все было кончено.

Вельможа Нахерех ледяным тоном улыбнулся и повторил ее мысли.

— Игра окончена, не так ли? Жаль. Должно быть, ты наслаждалась ею, пока она длилась. Ну же! Кто был этот «старик», который тебя предупредил?

Тишина продолжалась.

— Ваше Превосходительство, — пробормотал Сахуре. — Думаю, возможно, это был молодой человек. Некто по имени Сашай. Он бы ее предупредил.

Слабая, горькая усмешка коснулась края сознания Мары.

— Только не он! — пробормотала она.

Нахерех проигнорировал ее, повернувшись вместо этого к жонглеру.

— Поистине печально, что я не осознал твоих возможностей раньше. Ты бы давно работал на меня. Прежде чем вошли те солдаты со своими бесполезными пленниками, ты начал рассказывать мне о тех, кто регулярно посещает эту таверну. Полагаю, ты продолжишь. Сашай. «Писец». Кто этот писец?

— Ваше Превосходительство, этого никто не знает. Именно он приносит приказы от предводителя мятежников, а его тоже никто не знает. Говорят, даже Сашай его никогда не видел. Но всем ясно, что наш писец без ума от этой Ликоликой, от этого Цветка Красоты… — Усталые, безразличные глаза Сахуре на мгновение остановились на Маре — слегка насмешливо, отстраненно, — как могли бы остановиться на незнакомке, на резном изваянии, на жуке, которого он случайно раздавил сандалией. — Что до остальных, есть золотых дел мастер, его зовут Нефер, тавернщик Ашор и его жена, жрец по имени Джедет, речник Неконх, пекарь и несколько ремесленников…

Он говорил это легко, небрежно, словно здесь не требовалось ни размышлений, ни решений. Он просто открыл рот и перечислил их — ее товарищей, ее союзников, всех доверенных последователей Шефту; тех, кто смеялся с ней и считал ее своей, кто ел рагу Мифтахьи, или шептался с Сашаем, или играл в «собак и шакалов» ночь за ночью, ожидая приказов, — перечислил их и так убил, одного за другим. Мара стояла с пересохшим ртом, ее тошнило, все тело онемело, и она, наконец, смотрела в лицо предательству, с которым так долго заигрывала. Она не могла оторвать глаз от этой невероятной, извивающейся фигуры с кривым плечом, от ее плавных, грациозных жестов. Казалось, само зло вырвалось на свободу в этой комнате.

— Довольно, довольно, — рассеянно произнес Нахерех. — Мы всех их поймаем, когда захотим, как косяк рыбы. Меня интересует писец, этот таинственный Сашай. Вот, жонглер, рыба, которую, возможно, стоит поймать. Право же, я думаю, мы забросим нашу сеть… Чадзар!

— Да, хозяин.

— Позови солдат обратно. Будет еще один налет — сегодня. Немедленно. Постой, пришли ко мне только их сержанта, я отдам ему приказы.

— А что с ней?

Холодные глаза Нахереха переместились на Мару.

— Позже. Для этого мне нужно много времени. Очень много времени. Отправь ее в ее покои и поставь стражника у двери. Возможно, им лучше будешь ты… нет, ты мне нужен для другого. Поставь ее под стражу. Найди стражника с кнутом. — Он тонко улыбнулся Маре. — Мы еще встретимся, Слишком-Умная.

— Пойдем, — пробормотал ливиец.

Двигаясь, словно в дурном сне, Мара прошла рядом с ним через другую дверь, подождала, пока он выберет дородного солдата и прорычит указания, пошла дальше со своим новым стражником по коридорам, вверх по внешней лестнице в верхний коридор и, наконец, в свою комнату. Он оставил ее там, стоящую неподвижно среди знакомых позолоченных бабочек. Мгновение спустя она услышала, как засов со скрежетом вошел в паз, затем скрип дерева, когда ее тюремщик прислонился к двери.

Прошло несколько мгновений, прежде чем она смутно осознала звуки движения и болтовни из соседней комнаты. Сначала она смутно сопротивлялась им, как отмахиваются от жужжащей мухи. Но вопреки ее воле онемение начало проходить, туман в голове — рассеиваться. Это были Инанни и сирийские женщины, которых она слышала там, они спокойно разговаривали, как в любой другой вечер, возможно, убирали свои игры и вышивки, зевая, желали друг другу доброй ночи…

Была еще одна дверь — та, что вела в коридор из гостиной.

«Бесполезно, — подумала она. — Это всего лишь шаг по коридору, стражник увидит любого, кто войдет или выйдет. Он охраняет и ее тоже, или с таким же успехом мог бы».

Без плана и всякой надежды она пересекла свою комнату и прошла через увешанную гобеленами дверь в гостиную. Она была права, сирийки как раз расходились по своим спальням. Некоторые из них остановились, с легким удивлением глядя на нее; на лице Инанни мелькнула быстрая тревога.