Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

— Я не знаю его.

Наступила недоверчивая тишина. Затем вельможа Сенмут резко произнес:

— Возможно, Ваше Величество, она забыла. Ты, ливиец! Освежи ей память!

Чадзар вскочил с колен и с готовностью пустил в ход свой кнут. Один, два, три удара огнем обожгли спину Мары, уже исполосованную рубцами.

— Кто предводитель? — повторила Хатшепсут.

С трудом пытаясь отдышаться, Мара сказала:

— Говорю вам, я его не знаю.

— Проклятье! Ты привела ко мне дочь самого Сета, Сенмут! — выдохнула царица, побледнев. — Допроси эту рабыню, я с ней больше не заговорю.

— Слышу и повинуюсь, Ваше Сиятельство. — Морщины улыбки глубоко врезались в лицо Зодчего, когда он покинул свое место у трона и приблизился к Маре.

— Советую тебе, — отчеканил он, — отвечать, пока ты в состоянии. Кто этот предводитель?

— Я не знаю его.

— Удвой удары, ливиец.

Снова в комнате раздался свист кнута — четыре раза, пять, шесть. Сквозь пелену боли Мара снова услышала безжалостный голос.

— Кто он?

Медленно, но упрямо Мара покачала головой. Она услышала, как Чадзар ругается на нее себе под нос, как Зодчий отчеканил:

— Удвой удары снова.

Мара ахнула в знак протеста, а затем от агонии, когда кнут прорвал лен ее платья и вскрыл кожу под ним. Она почувствовала, как лен рвется на ее спине, услышала свист следующего удара и попыталась приготовиться к нему. Но кнут теперь был живым огнем, и каждый удар пронзал ее плоть. Она не могла приготовиться. Она могла лишь беспомощно давиться рвотой, пытаться увернуться от безжалостного кнута, и ей становилось все хуже, все головокружительнее.

— Постойте! — вскричала Хатшепсут. — Отзови свою ливийскую обезьяну, Нахерех, он убьет девчонку, а мы так ничего и не узнаем. Ты, рабыня! Поднимись на колени и слушай меня. Ты слышишь, что я говорю?

Комната кружилась, и голос, казалось, тоже кружился; но через мгновение сквозь мутную тьму проступили пятна света, сфокусировались и превратились в факелы. Мара почувствовала, как ее подняли на колени; Сенмут нетерпеливо повторял вопрос царицы.

— Ты слышишь Ее Величество?

Мара кивнула, ее тошнило от запаха крови и ее привкуса на губах, когда она пыталась их смочить.

— Тогда слушай внимательно, — приказала Хатшепсут. — Я избавлю тебя от дальнейшего наказания за твое преступление, если ты ответишь на вопрос. Более того, я освобожу тебя от рабства и дам тебе пятьдесят золотых дебенов и серебряную цепь. Подумай! Всего лишь слово или два, и ты выйдешь из этой комнаты свободной девицей, с золотом за поясом и всей жизнью впереди.

«Золото и свобода, — смутно подумала Мара. — Когда-то я хотела этого больше всего на свете».

— Величество, — снова прошептала она, — я не знаю предводителя.

Холодный голос Нахереха нарушил тяжелую тишину, что последовала за этим.

— Ваше Сиятельство, едва ли возможно, что она говорит правду. Доносчик, которого я нашел и допросил, рассказал о некоем писце, который меня очень заинтересовал. Говорят, только он знает предводителя. Я не верил этому, но… если я могу задать вопрос…

— Задавай! — рявкнула Хатшепсут.

Нахерех повернулся к Маре.

— Отвечай мне, Нахалка, или я позову ливийца. Ты знаешь этого Сашая?

— Да, я его знаю.

— Кто он тогда?

— Сашай. Это единственное имя, которое я знаю.

— Лгунья! Ты его хорошо знаешь, очень хорошо, по словам того жонглера. Разве не он предупредил тебя, когда его собственные последователи хотели тебя убить? Да! И разве не ради него ты рисковала своей шеей?

— Ради него и других.

— Каких других?

Мара мгновение молчала. Затем сказала:

— Таких… как я.

— И кто же так ничтожен, как ты, молю? Что за лепет?

«Ты бы не понял, — подумала Мара, — даже если бы я тебе сказала. Ты не знаешь тех других. Но я их знаю, Сын Сета! Неконх, и Ашор, и Мифтахия, и Нефер, и жрецы храма, и рыбаки на Ниле, и золотых дел мастера, и плотники, и гончары, и каменотесы, идущие домой с работы в Городе Мертвых, и их друзья, и их родня, — вот кто эти другие».

Теперь она поняла историю Инанни. Они были ее друзьями и родней, единственными, кто у нее был. Они были Египтом. «Я делаю это не для царя, — с удивлением подумала она. — Я делаю это для Египта».

— Все еще молчит! — яростно прошипел Нахерех. — Клянусь Амоном, эти мятежники — безумцы, все до единого! Чадзар, выходи снова…

«О, Амон, я не выдержу еще одной порки сейчас! — подумала Мара. — Еще нет, мне нужно время, немного времени…»

— Подождите! — задыхаясь, выкрикнула она. — Я скажу вам… кое-что… все, что знаю. Я слышала, как они говорили, что он не писец, этот Сашай, а скульптор, один из тех, кто работал над великим храмом под скалой. Но я не знаю его имени, клянусь!

— Если это так, я легко его найду! — вставил вельможа Сенмут. Он подошел к Маре ближе. — Опиши его!

— Он… невысокий, чуть выше меня ростом, с широкими плечами и таким животом, что и двух поясов не хватит. Он носит… завитой парик и у него шрам на подбородке.

Сенмут медленно выпрямился, его веки опустились в недоверии.

— Я не припоминаю такого человека среди моих скульпторов.

— Но я его хорошо знаю, он такой, как я говорю!

Презрительный смех царицы прервал ее протест.

— Думаю, это говорит ее страх перед кнутом, Сенмут, а не ее память! Нет ли способа проверить это, не посылая в Город Мертвых, чтобы поднять с лож всех скульпторов Фив и притащить их сюда?

— Я знаю способ, Ваше Сиятельство, — сказал вельможа Нахерех. Он прошел мимо Мары к главным дверям комнаты и пробормотал что-то солдату, который поспешно вышел. Вернувшись, Нахерех заметил: — Это займет всего мгновение, Ваше Величество. Что до тебя, девчонка, если ты на этот раз не сказала правду, надеюсь, ты примирилась с богами.

«Как он может узнать, так уверенно, так скоро? — подумала Мара. — Он блефует, нет никакого…»

И тут она вспомнила о жонглере.

Она опустилась на пятки и уронила голову, ее израненные, ноющие плечи вспыхнули огнем в