Uncharted: Четвёртый лабиринт - Кристофер Голден

Дрейк проследил за лучом фонаря Джады, скользнувшим по стенам, и увиденное потрясло его до глубины души. Там были изображены люди, которых подвешивали на деревянных рамах и сдирали с них кожу заживо, их сжигали, вбивали в их тела длинные шипы. Особенно жутко это выглядело из-за того, что эти чудовищные сцены были украшены изображениями тех же цветов, других растений и ветвей деревьев.

— Кажется, я не хочу знать, какому богу поклонялись в четвёртом лабиринте, — прошептала Джада.

— Посвети-ка сюда, — попросил Дрейк, подходя к двери в дальней части зала.

Долгие минуты они искали пусковой механизм, но тщетно. Стены здесь были горячее, чем где-либо ещё в этом лабиринте, и он гадал, какие разломы могут ждать их по ту сторону. Его рубашка, промокшая от пота, прилипла к спине и плечам.

Когда Джада остановилась, чтобы отхлебнуть воды из фляги, у неё был виноватый вид, и когда она передала флягу Дрейку, он почувствовал то же самое. Но всё это было бесполезно. Даже если они найдут способ открыть дверь, Салли они там вряд ли обнаружат.

Шаркающий звук у входа в зал заставил их обоих резко обернуться; Дрейк потянулся к пистолету. Внезапно лучи фонарей на мгновение ослепили их.

— Не стреляйте, мистер Дрейк, — произнёс глубокий голос с акцентом.

Хенриксен.

Яркие лучи сместились с его лица, и Нейт, пока глаза привыкали к свету, продолжал целиться в фигуру в дверном проёме. Пропитанная кровью рубашка Хенриксена была разорвана, а ножевая рана на плече перевязана, чтобы остановить кровотечение. Мужчина выглядел бледным, но глаза его были настороже и блестели восторгом фанатика. Он спустился в зал по трём ступеням, улыбаясь и озираясь по сторонам и совершенно не обращая внимания на пистолет в руке Дрейка.

Вслед за ним в помещение вошёл его невысокий, но крепко сбитый помощник, за ним — седовласый грек, а потом Оливия. Ей всё ещё удавалось выглядеть красивой, несмотря на растрёпанные волосы и плёнку пота на лице. Её черты приобрели жёсткую, каменную резкость, а взгляд стал холодным, но в тот миг, когда она заметила Джаду, её лицо смягчилось, и она словно очнулась от тумана жары и страха, который пленил их всех.

Выживший сын старика-грека остался стоять за дверью; в глазах его полыхала скорбь по убитому брату, и он сжимал в руке пистолет. Он будто жаждал, чтобы люди в капюшонах вернулись. Дрейк и раньше видел такой взгляд у обезумевших от горя людей. Потеря причиняла такую боль, что он был готов убивать, пока она не утихнет, или умереть самому, лишь бы всё прекратить. Наверное, было к лучшему, что он остался в коридоре. В такой ярости на него нельзя было положиться — он мог и забыть, кто здесь враг.

— Китай, — произнёс Хенриксен, качая головой. — Никогда бы не подумал.

— Они оставили тебя в живых? — спросила Джада, не сводя глаз с Оливии. Смысл её слов был предельно ясен: она жалела, что люди в капюшонах не довели дело до конца.

Оливия вздрогнула. Маска невинности, которую она носила в общении с Джадой, треснула, и сквозь неё на миг мелькнули тёмный ум и ненависть. Но тут же маска вернулась на место. Дрейк, однако, успел увидеть холодное, расчётливое лицо настоящей Оливии, и теперь он был настороже ещё больше. Нейт всё ещё не опустил пистолет. Старик-грек и его низкорослый помощник тоже были вооружены, их оружие было небрежно направлено в пол. От угрозы, повисшей в раскалённом воздухе, казалось, замерло само время.

— Мы отбились, — тихо сказала Оливия. — Нико потерял сына. Тир — одного из лучших людей.

Дрейк догадался, что она, должно быть, говорит о том парней с короткой стрижкой, а Нико — это старик-грек.

— Мы тоже кое-кого потеряли, — ответил он.

Эти слова заставили Хенриксена поднять голову; в свете фонарей его голубые глаза казались ещё более бесцветными.

— Салливан может быть ещё жив. Если бы они собирались его убить, зачем было это откладывать? Зачем им возиться с похищением? Он их только замедлит.

Дрейк и сам об этом думал, но не хотел соглашаться ни с единым словом Хенриксена. Он медленно кивнул и прищурился.

— И что теперь? — спросил Нейт. — Эти парни имеют привычку возвращаться, и в следующий раз их будет больше. В этот раз мы их отогнали, но очевидно, что они скорее убьют нас всех, чем позволят добраться до Четвёртого лабиринта.

Тир Хенриксен улыбнулся, обнажив мелкие острые зубы. Несмотря на приятные черты лица, в этот миг он больше походил на акулу, чем на человека.

— Я бизнесмен, мистер Дрейк, и весьма успешный. А это значит, я привык к тому, что в мире всегда найдутся люди, желающие моей смерти.

Дрейк колебался. Пульс стучал в висках, дыхание стало прерывистым и яростным. Казалось, пистолет в его руке сам дрожит от нетерпения, умоляя позволить ему сделать его жестокую работу. Хенриксен не убивал Луку и Чейни, не забирал Салли и Уэлча, но кто-то ведь сжёг квартиру Луки и послал за Джадой наёмников в Нью-Йорк. Люди в капюшонах, похоже, не очень-то жаловали огнестрельное оружие, а Хенриксен, было ясно, при необходимости не имел проблем с тем, чтобы убить. Но что всё это значило для них сейчас?

Хенриксен теперь внимательно следил за ним, на миг позабыв про свой внезапный интерес к китайскому святилищу. Так называемый бизнесмен, должно быть, увидел в глазах Дрейка нерешительность и искушение прибегнуть к насилию, потому что сделал шаг вперёд, сокращая расстояние между ними.

Он махнул рукой своим людям, и те убрали оружие в кобуру.

— Мистер Дрейк, — произнёс он. — Можете опустить оружие. Опасность миновала.

— Разве? — хмыкнула Джада, не спуская глаз с мачехи.

Оливия проигнорировала её, достала фотоаппарат и начала снимать письмена и рисунки, украшавшие святилище. Нико посветил своим фонарём, помогая разогнать тени, чтобы она смогла сделать наиболее чёткие снимки. Там тоже были полки с сосудами, и низкорослый мужчина начал по одному поднимать их, чтобы она могла сфотографировать каждый.

Хенриксен многозначительно взглянул на Дрейка.

— Эти люди, кем бы они ни были, явно не желают разбрасываться своими жизнями. Когда они видят, что не могут достичь своих целей, то отступают и выжидают другой возможности. Они ушли, мистер Дрейк. Они оставили попытки помешать нам узнать из этого зала всё, что можно, о Четвёртом лабиринте. Будь у них