Дикая природа - Эбби Джини

– Он сделает то, что намерен сделать.

– А потом наступит новый день, – сказала Дарлин.

Она услышала, как зазвенел ее голос – звучно, выразительно. Рой, видимо, тоже обратил на это внимание и бросил на нее вопросительный взгляд.

– Так часто говорил папа, – объяснила Дарлин. – Я уже и забыла.

Она закрыла глаза. В ней всколыхнулось воспоминание, давно похороненное на дне души под покровом серой пустоты. С каждой секундой оно становилось отчетливее. Впервые за долгое время в сознании зазвучал хрипловатый прокуренный баритон отца. А потом наступит новый день. В детстве Дарлин не раз слышала от него эти слова, когда переживала из-за плохой отметки или ссоры с Такером. Отец произносил их так, будто преподносил ей подарок, и всегда с одинаковой интонацией – словно они даровали ему величайшее утешение. Дарлин никогда до конца не понимала смысла этой фразы, но она успокаивалась уже просто потому, что папа пытался ее подбодрить.

– А потом наступит новый день, – прошептала она.

Дарлин уткнулась лицом в плечо Роя. Солнце поднималось из-за соседских домов, заливая двор светом. Не было ничего более неотвратимого, чем рассвет. Ветер внезапно пропитался жаром, просыпались птицы, наступал новый день, суливший надежду, таивший опасность.

Дикая природа

38

И вот мы добрались до Калифорнии, где лето никогда не кончалось.

Нашим новым домом стал большой склеп на вершине холма – величественное мраморное сооружение с облицованными плитами ступенями и скульптурами ангелов на крыше. Внутри – ряд железных ворот, за которыми покоились мертвые. Пол на ощупь был ледяной и шершавый. Здесь пахло тиной и чем-то еще – чем-то кислым. Здесь властвовала затхлая темнота. Это была холодная пещера, куда никогда не проникало солнце.

Кладбище раскинулось на окраине незнакомого нового города. Залитые солнцем надгробия стояли в кольце лиственного леса. В отличие от дубов и вязов в Мерси, эти деревья никак не реагировали на смену времен года: их листва всегда оставалась зеленой. Среди могил тут и там высились – совершенно не к месту – пальмы. С длинными щетинистыми стволами, увенчанными веерообразными хохолками, эти деревья смотрелись слишком празднично, даже дурашливо в тихом и скорбном приюте мертвых.

Вдали, на самом краю моего поля зрения, сверкал океан. Прежде я никогда не видела океан и не могла постичь его громадность и величие. Это был не пруд и не озеро, а второе небо, более синее и хаотичное, нежели то, что простиралось в вышине. Каждый день я часами наблюдала за колыханием волн вдалеке и беспорядочной игрой света.

В Калифорнии я часто была предоставлена самой себе. Такер устроился куда-то на работу, но мне особо не рассказывал, чем он занимается. Каждое утро уходил на рассвете, шагал в зеленом комбинезоне между могилами, махнув мне на прощание. В одном из переулков садился в наш новый автомобиль – серебристый седан «не первой молодости», для стариков, – и возвращался только вечером. (Раньше, возможно, я дала бы седану прозвище, но за лето мы сменили так много машин, все и не упомнишь. Придумывать имена я перестала давным-давно, еще до убийства Повелителя Кур. С тех пор мы пересекли несколько штатов.) От Такера, когда он приходил домой, пахло трудовым потом. Часто на его одежде я замечала пятна: грязь или навоз, думала я. Мне было непривычно оставаться без него. Все последние месяцы мы с братом были неразлучны: его голос заполнял все пространство вокруг меня, он ел вместе со мной, спал рядом, так что я всегда могла к нему прикоснуться.

Но теперь отношения между нами были не те, что прежде. Такер стал скрытен. Не объяснил, зачем мы приехали в Калифорнию, куда он уходит каждое утро, что означает его зеленый комбинезон. Он велел мне ждать. Грядет радостное событие, сказал он.

Его скрытность, холодность были мне в наказание. Я позвонила Дарлин против его воли. Теперь Такер держался со мной настороже, отчужденно. Пакет с одноразовыми телефонами исчез: он его выбросил, «чтобы не возникало соблазна». Раз за разом он рассказывал историю предательства Майка, положившего конец их дружбе. Умер для меня, повторял он снова и снова, словно заклинание. А потом смотрел на меня и многозначительно вздыхал.

Я приняла перемену в наших взаимоотношениях с тем же апатичным смирением, с каким теперь реагировала на все. Я больше не пыталась противостоять Такеру. Кора была раздавлена лихорадкой и безнадежностью, ее голос замолчал. Звонок Дарлин был ее последним всплеском бунтарства. С той поры оставался только Кори.

Я была вынуждена следовать за Такером, как утенок за лисой, хотя он был не лис, а я не утенок. На каком-то уровне я сознавала, что Такер – не самый надежный опекун, но выбирать мне не приходилось. Я больше не ставила под сомнение его решения, даже про себя, в мыслях. Полностью подчинилась его воле. Его идеи господствовали в моей голове, а в его отсутствие я вовсе ни о чем не думала.

Каждый вечер Такер возвращался с дарами – едой и бутылкой воды. Вдвоем мы садились на ступеньки склепа и уминали один вегетарианский бургер на двоих и картофель-фри в промасленном пакете. Смотрели на океан, простиравшийся перед нами, на закат, отражавшийся на воде тысячами бликов. Раскинувшийся за нашими спинами город тоже преображался – переливался огнями, бурлил. Я никогда не видела такого огромного и шумного города. Почти все время выли сирены. Небоскребы вздымались под самые облака – шелковистые и бесплотные. Множество сияющих окон озаряли ночь искусственным светом, так что звезд попросту не было видно.

Через некоторое время мы с Такером заходили в усыпальницу и закрывали дверь. У нас не было ни подушек, ни других постельных принадлежностей, и мы укладывались спать прямо на грязном, усыпанном листвой мраморе. Я спала неспокойно. Мертвецы в склепе были запечатаны за металлическими воротами вдоль задней стены, но их присутствие ощущалось. Они часто проникали в мои сны, выбирались из своих могил, похлопывали меня по плечу своими гниющими пальцами, дышали мне в шею смрадом своих пустотелых истончавших легких. В склепе обрели последнее пристанище семь человек. Я много раз рассматривала их могилы. Самое раннее захоронение было вековой давности, самое позднее появилось десять лет назад.

Мне не нравилось спать в склепе, но от недомогания я засыпала довольно быстро. Болезнь не отступила с тех пор, как мы приехали в Калифорнию. Каждый вечер мой лихорадочный мозг затаскивал меня в пучину грез, хотела я того или нет. Такер периодически