Песни служителей Адхартаха: призыв - Андрей Кот

Путешественники возвращались от великого монгольского хана Гуюка, куда тайным посольством отправил их Папа Иннокентий.

– Сподобил Господь, пройти через бесчисленные трудности и испытания, нужду и голод преодолеть, – сокрушался грузный монах, с вожделением разглядывая яблочный пирог, – а сколько разрушений и дикости встретили на своем пути в варварских землях и описать невозможно.

Стоум попросил монахов быть осторожнее при описании монгольских зверств, ведь они все еще были в местах, куда простиралась могучая рука завоевателей. Однако те, раскрепощенные медовухой, рассмеялись, заявляя, что по латыни он не разумеет, хотя и весьма преуспел в франкском наречии с их помощью.

Батый дал им этого шамана в проводники, рассудив, что, коли они служители бога, то и сопровождать их должен разговаривающий с духами Четгер Яриг. Для безопасного перехода проводник получил золотую дощечку с головой кречета и надписью: “В честь Великого Неба именем хана Батыя, кто ослушается владельца да будет виновен!”

На всем протяжении пути им беспрекословно давали сменных лошадей и весьма скудный запас еды.

– Если бы Четгер Яриг не делился с нами своими припасами, – Иоанн поклонился сидевшему с каменным лицом монголу, – то совсем пропали бы.

Монгол улыбнулся, услышав свое имя, и дружески постучал Иоанну по спине. Было заметно, что за время поездки путешественники сблизились.

Бенедикт многозначительно уклонился от вопроса хозяина об успехе их поездки и тут же перешел к долгим воспоминаниям о дружбе со Стоумом в молодые годы на службе у полоцкого князя Святослава Мстиславовича.

В неспешной беседе и не заметили, как заговорились до полуночи. Старик, не на шутку встревоженный появлением подозрительных людей у старосты, решил отправить приемную внучку от беды подальше и попросил монахов, чтобы они взяли ее в проводники. Он рассказал жалостливую историю, что девушку донимают заезжие женихи, и лучше бы ей на время уехать. Они договорились, что Зорянка проводит их до городка Гродно у границы Мазовецкого и беспокойного Полоцкого княжеств.

– Единственное, что меня беспокоит – ведь ей придется возвращаться с вашим басурманом. Не обидит девку-то? – наклонившись к уху Бенедикта, спросил Стоум.

Бенедикт метнул оценивающий взгляд на неподвижного Четгера Ярига, который, казалось и не слышит их, и пожал плечами.

– Думаю, нет. Человек он хороший, хоть и еретик. Да давай с ним переговорим.

Четгер Яриг понимающе кивал, пока Стоум почтительно ему рассказывал, показывая на убиравшую со стола девушку.

Когда дело было улажено, гостей разместили на лавках и кроватях в доме. Хозяева же, пройдя мимо храпящих на подводах во дворе слуг монахов, зарылись в солому в овине и вскоре уснули.

Вместе с пронзительным петушиным криком, когда природа только начинала ворочаться и неторопливо отряхиваться от ночного сна, двое монахов, прихватив с собой Зорянку, погрузились на повозки и отправились в путь. Кочевник с Зорянкой ехали верхами позади, скупо перебрасываясь половецкими словами.

Неспешно продвигаясь в обозе к Гродно, Зорянка и Четгер Яриг незаметно для себя сблизились. Сперва они осторожно разговорились, а затем поняли, как много между ними общего. Зорянке было легко разговаривать с монголом, он понимал ее интерес к природе, живым существам леса, и сам был неисчерпаемым кладезем знаний о растениях и повадках обитателей бескрайних степей.

Всякий раз, когда он, любовно расчесывая гриву своего коня, с восторженным упоением рассказывал о свежем степном ветре, разгоняющем высокие белые буруны по Итиль-реке, среди которых резвились косяки осетров или об убаюкивающих путников песнях бесчисленных цикад в ночной прохладе, – она ловила себя на мысли, что за раскосым высокомерным взглядом скрывается не жестокий варвар, а охранитель своей земли. Он казался ей добрым и проницательным человеком, внутренне схожим со Стоумом, который также всегда был готов бесконечно говорить о лесных секретах.

“Они как два духа-защитника”, – сравнивала их Зорянка. – ”Стоум – это старый дуб, широко раскинувший свои кряжистые руки-ветви над темной лесной чащей. Шуршание волчьих лап по опавшим листьям, мелькание лисьего хвоста в кустах, петляние зайца, чавкание болота и стук дятла – все видит он, все слышит, все чувствует.

А Четгер Яриг – терн, колючий кустарник, прячущий сладкие, терпкие ягоды за колючими ветвями и окутывающий своими плетущимися корнями холмы и лощины. Он, как чудо-великан, прилег и крепко протянул свои руки-ноги по степи, приложил чуткое ухо к сырой земле и вслушивается. Что это там орлы над полем ищут, где боязливые суслики в этот раз закат встречают, и когда разгоряченный табун с водопоя вернется. Так вытягивает он волшебную силу из земли, ветра, неба, воды, наполняя себя до краев знаниями”.

На обратном пути, спустя семь дней после того как они простились с монахами на подворье мазовецкого князя, к месту их привала выскочила куница. Села шкодница напротив людей, вытянула мордочку и принюхалась.

Монгол медленно, чтобы не спугнуть, потянул руку к лежавшему рядом луку, но девушка остановила его.

А куница, словно зная, что вреда ей от людей не будет, быстро подбежала к мешку со снедью, сунула мордочку внутрь и вынырнула с волошским орехом в зубах. Зверек внимательно посмотрел на хозяев, словно испрашивая разрешения, затем подскочил к Зорянке так близко, что та смогла осторожно прикоснуться блестящей шерстке рукой. Куница взмахнула пушистым хвостом, в несколько прыжков вскарабкалась на ближайшее дерево и исчезла в густой зелени листвы.

– Умный зверек, – шаман улыбнулся. – Как вы его называете?

– Белогрудка. Ну или куница.

Четгер Яриг вздрогнул, несколько раз задумчиво повторил уже на монгольском: “суусар” и внимательно посмотрел на Зорянку. А та закатала левый рукав и показала ему маленькую мордочку знакомого уже зверька на плече.

– Вообще-то наши священники запрещают на теле рисунки делать, считают бесовством. Но он мой оберег, защита, понимаешь? – она вопросительно посмотрела на Четгера Ярига.

Тот кивнул, как-то по-особенному глядя на Зорянку, будто увидел ее впервые.

– С детских лет… – она запнулась, затем себя поправила, – с той поры, как мама исчезла, мне стала являться белогрудка во снах и наяву. Всякий раз, как беда какая поджидает меня или нелегкое решение надо принять, а сомнения терзают, – она тут как тут. Вроде и не говорит ничего, а все же как-то спокойнее мне делается. Стоум говорит, это душа матери меня стережет, на правильный путь направляет, он и рисунок мне сделал. Не знаю, так ли это или нет, а все ж хочется верить.

Она вздохнула и с надеждой, желая увидеть поддержку ее словам, наивно посмотрела на своего спутника.

Четгер Яриг взглянул на веснушчатое