Властелин Атласа - Колин Фалконер

— Где-то в Алжире есть французский офицер, который готовится подать в отставку и счастливо жить на вырученные средства до конца своих дней, если избежит тюрьмы. Или есть другая возможность.

— Какая?

— Что французское правительство решило закрыть глаза на эту незаконную сделку. Несомненно, они хотели бы дестабилизировать Марокко, чтобы прибрать его к рукам.

— Какой же ты циник, Гарри. Будто президент Франции мог бы помыслить о таком. А что насчет боеприпасов?

— Картечь для поля боя достать нетрудно. Но если он собирается атаковать касбу в Айт-Кариме, ему понадобятся восьмидесятимиллиметровые снаряды. Для этого нужны тугие кошельки. Впрочем, если у него есть деньги на новейшую пушку, уверен, он найдет деньги и на боеприпасы.

— Итак, в итоге мы должны пойти против Амастан и султана. Должно ли нас это волновать? Ни один из них не поступил с нами честно.

— Возможно. Но думать об этом бесполезно.

— И снова мы пешки в игре.

— Мы никогда не были пешками, у нас всегда был выбор. Первый выбор был в «Короне»: взять деньги или не брать. А дальше — лишь судьба и обстоятельства.

— Пожалуй, ты прав.

— На что ты потратишь свою долю?

— Я построю больницу.

— Что?

— Я обещал отцу, что сделаю это.

— Больницу?

— Это была его идея. Он хотел открыть детскую больницу в лондонском Ист-Энде. Он уже нашел богатых меценатов, чтобы покрыть расходы, незадолго до своей смерти. А я уже пообещал ему, что помогу.

— Ты должен был стать врачом?

— Таков был план.

— И что случилось?

— После его смерти меценаты решили, что я слишком молод и неопытен, и отозвали свою поддержку. Они не были так уж уверены в моих способностях всем управлять.

— Понимаю.

— Что ж, это еще не все. Когда он умер, у него было довольно много долгов. Он, может, и мечтал построить больницу для бедных, но в итоге даже не смог помешать собственным кредиторам забрать его дом. Это оставило мою мать без гроша. Ей пришлось переехать к сестре, а я последние два года выплачивал его долги.

— Но твой отец был уважаемым человеком.

— Он играл, Гарри. Как и ты. Не так открыто, возможно, и проигрывал не так феерично. Но долги у него были значительные.

— Ах вот как.

— Несмотря на все его недостатки, я не хотел, чтобы его мечта умерла вместе с ним. Вот почему мне нужны были деньги, вот почему мы здесь. Ты был лишь средством для достижения цели. Прости. Можешь убить меня, если хочешь.

Гарри рассмеялся.

— Ты меня стыдишь, Джордж. Ты гораздо лучший человек, чем я когда-либо буду. Мне нужны деньги на выпивку, женщин и карты, а ты хочешь спасать маленьких детей. Понятия не имею, как мы вообще стали друзьями. И сколько, кстати, стоит построить больницу?

— Двух тысяч фунтов хватило бы на тридцать коек.

— А медсестры, оборудование, припасы?

— Мой отец рассчитал, как мы могли бы свести концы с концами. Половина пациентов были бы платными, а другая половина коек — для тех, кто не мог позволить себе надлежащую медицинскую помощь, для неимущих и детей бедняков.

— Ты действительно думал, что сможешь это сделать?

— Мне просто нужно было убедить нескольких богатых филантропов пожертвовать деньги за место в совете директоров, уговорить местные компании сделать пожертвования. Если бы у меня был достаточный начальный капитал, это убедило бы их дать мне остальное.

— И ради этого ты отправился на поиски спившегося пропойцы, играющего в баккара в нелегальном игорном доме.

— Не спившегося, Гарри. Ты просто отдыхал.

— Поразительно.

— И что теперь, как думаешь?

— Полагаю, мы просто будем плыть по течению, пока не увидим шанс сбежать. Между нынешним моментом и Марракешем возможность представится, и мы ею воспользуемся. А до тех пор у нас одна простая задача. Мы должны выстоять.

49.

Рассвет наступал медленно, фиолетовым пятном за горами; тьма вновь обретала очертания кедров и низкорослого кустарника. Где-то внизу, в долине, Амастан услышала лай собаки, первую жалобную песнь имама с балкона минарета.

Эликсиры англичанина закончились прошлой ночью, и теперь джинн вернулся, мстительный, вдвойне наказывая ее за то, что она так долго держала его в узде. Прошлая ночь была ужасной: трижды она падала, изо рта шла пена, глаза закатывались. Дух тряс ее хрупкое тело, как собака — птицу в зубах. Амастан было почти невыносимо на это смотреть.

Когда Вафа умрет, а это должно было случиться скоро, ей не с кем будет разделить свою беду. Она останется по-настоящему одна.

И она будет свободна: без сестры, о которой нужно заботиться, она сможет делать все, что пожелает. Что она будет делать с этой свободой?

Она подошла к окну и посмотрела на луну, спешащую за темными облаками, и задалась вопросом, видит ли английский капитан небо или звезды. Ее шпионы принесли ей вести о предательстве Здана. Убил ли Бу Хамра двух англичан, или он приберег их для какой-то другой цели?

Скоро она узнает. Ее чауш должен быть здесь в ближайшее время.

Возможно, было бы лучше, если бы капитан был мертв. Тогда, может быть, она перестала бы о нем думать.

Годы прошли с тех пор, как у нее были подобные мысли. Они вернулись, лишь когда он прибыл в Айт-Карим. Почему он, этот незнакомец, этот чужеземец? Почему он вызвал в ней такую бурю? Возможно, именно его инаковость выделила его и застала ее врасплох.

Она даже осмеливалась мечтать о том, каково было бы быть с ним женщиной, не навсегда, лишь на время. В конце концов, когда все будет кончено, она сможет отослать его обратно, в Англию, далеко, где его знание о ней не сможет ей повредить. Это была фантазия, не более. Но, заигрывая с этой идеей, она позволила ей проникнуть в свои мысли, и, оказавшись там, уже не могла от нее избавиться.

Она услышала голос отца: «Ты сделала выбор, ты дала мне слово, ты дала слово своим сестрам, ты обещала всегда хранить ему верность».

Но что-то в ней шевельнулось, какой-то джинн, подобный тому, что терзал Вафу.

«Ты не можешь об этом думать, Амастан, ты рискуешь всем. Он может уничтожить тебя, и твоих сестер, все наследие твоего отца».

Это была слабость,