Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона - Владимир Виленович Шигин

Перво-наперво султан Селим распорядился закрыть для прохода русских купцов Босфор и Дарданеллы. Больше того, товары у них стали попросту отбираться! Одновременно спешно стали укрепляться крепости по Дунаю и Днестру. Всюду сновали французские инструктора, наскоро обучая войска и организуя артиллерию. Не удовлетворившись этим, Селим пошел на явную провокацию, единолично сменив господаря Молдавии Ипсилати и Валахии Мурузи. Это был вызов, потому как подобный шаг согласно всех подписанных ранее трактатов мог быть сделан лишь по согласованию с Петербургом! В ответ на эти действия Александр начал усиливать Дунайскую армию. И хотя после громкого скандала, учиненного послом Италийским, господарей на свои престолы вроде бы водворили, русские товары через проливы султан пропускать отказался наотрез.

– Друзья, напоим наших коней из русских речек! – кричали воинственные спаги, гарцуя на своих тонконогих скакунах.

– Затупим ятаганы о шеи московских мужиков! – грозились неистовые янычары. – Нас ждет богатая добыча и луноликие девы для гаремов!

На городских площадях в огромных чанах кипела баранья похлебка. Гулко били огромные барабаны. Янычары собирались в большой поход. Турки даже не пытались скрывать своих захватнических замыслов от Санкт-Петербурга, да и чего скрывать, когда армия русского царя разбита и рассеяна по австрийским полям.

В политике извечно уважают лишь сильного. Ослабевших без всякой жалости добивают. Таков великий закон выживания! Император Александр предпринял было несколько попыток замириться с Портой, но никакого действия его попытки не возымели. Наоборот, еще более уверовав в слабость северного соседа, Селим Третий еще ретивее стал готовиться к вторжению. И тогда, несмотря на то, что все силы империи были брошены к Висле на спасение Пруссии, осенью 1806 года Александр все же решился открыть второй фронт на юге.

29 декабря российское посольство в полном составе покинуло Константинополь. Посол Италийский отбыл на предоставленном ему англичанами фрегате «Эктив» на Мальту. Буквально на другой день Высокая Порта объявила войну России. Вслед за нашими засобирался и британский посол Эрбетнот, отправив предварительно из турецкой столицы всех английских купцов. На прощание Эрбетнот сказал в сердцах великому визирю:

– Через каких-то пятнадцать дней пушки британских кораблей сотрут ваш Константинополь с лица земли!

Лицо визиря осталось каменным.

Узнав о начале войны между турками, с одной стороны, и Россией с Англией, с другой, Наполеон пришел в восторг:

– Я знал, кого посылать в Константинополь! Мой Себастиани великий дипломат, но разумеется после меня!

Он повернулся к Бертье:

– Если так пойдет и дальше, придется давать ему маршала!

– Но сир! – недоуменно развел руками Бертье. – Маршальские звания мы присваиваем исключительно за боевые победы!

– Ничего! – похлопал его по плечу Наполеон. – Маршальский жезл за начало одновременно двух войн – это тоже чего-то, да значит!

* * *

В Берлине тем временем тоже не теряли времени даром. Пруссаков внезапно обуяла небывалая воинственность. После поражений Австрии и России спасителями Европы они видели только себя. По улицам прусской столицы гремели барабаны, заходились свистом флейты. В марширующих солдат восторженные бюргерши швыряли цветы и… круги колбасы.

– Помните Старого Фрица! – кричали с тротуаров. – Дайте по соплям этим оборванцам!

– Помним! Помним! – отвечали мордастые гренадеры, колбасу на штыки нанизывая.

Под унылые звуки «Ах, мейн либе Аугустин, Аугустин» толстые бюргеры прямо на улицах рьяно танцевали любимый немцами «гросфатер». Со стороны казалось, что Пруссией уже одержана какая-то доселе небывалая победа. И хотя никакой победы еще не было, в том, что она вот-вот произойдет, не сомневался никто.

Король Фридрих-Вильгельм Третий желал как можно быстрее начать войну, чтобы разбить зарвавшихся французов еще до подхода русских войск и утереть нос царю Александру.

– Я не желаю ни с кем делиться лаврами победы! – говорил он королеве Луизе.

– О, да, мой дорогой! – восторженно поддакивала та. – Слава должна принадлежать только одному, так как она неделима!

1 октября прусский двор предъявил Наполеону ультиматум, требуя от него немедленно вывести свои войска из всех германских княжеств. Всем было абсолютно ясно, что условия ультиматума совершенно не приемлемы.

В ожидании ответа из Парижа Берлин пыжился ежедневными военными парадами. Возбуждая воинский пыл, королева Луиза скакала вдоль марширующих войск на ослепительно белом коне. Подвыпившие прусские офицеры демонстративно точили свои палаши о ступени французского посольства:

– К черту русских и англичан! Мы сами обломаем зубы хваленому Бонапарту!

Наполеон же, прочитав ультиматум, был взбешен дерзостью несказанно.

– Глупец король сам лезет головой в гильотину. Но дураков учат трижды, а это значит, что настал и его черед!

– Нас вызывают к барьеру, сир? – спросил императора верный Бертье.

– О, да, – ответил тот. – Нас ждут к нему восьмого октября, но мы примем вызов куда раньше!

Не ожидая, когда истечет срок, предъявленного ему ультиматума, Наполеон сам объявил войну Пруссии. Французская армия форсированным маршем устремилась в ее пределы. Все произошло столь быстро, что никто не успел даже толком понять, что произошло. Война, по существу, еще и не успела разгореться, когда через какую-то неделю все было кончено.

Французская армия шла вперед столь стремительными маршами, на которые был способен разве что покойный Суворов. Глядя на проходящие мимо полки, Наполеон вполголоса говорил маршалу Бертье:

– Недоумок Фридрих-Вильгельм разозлил меня не на шутку, и расправа с ним будет безжалостной!

14 октября в один и тот же день были полностью уничтожены сразу две прусские армии. При Иене это сделал сам Наполеон, при Ауэрштедте маршал Даву. Ни личное присутствие короля, ни руководство войсками бывшего адъютанта Фридриха Великого престарелого фельдмаршала Меллендорфа, а так же наличие в армии сразу трех племянников знаменитого короля-полководца, ничего не спасло прусскую армию от сокрушительного разгрома.

– Наполеон дунул на Пруссию, и ее не стало! – так сказал о происшедшем саркастический Гейне.

27 октября Наполеон уже торжественно вступил в поверженный Берлин. Униженному прусскому королю он заявил:

– Франции контрибуцию в сто миллионов франков, а мне шпагу Фридриха Великого! И то и другое отослать в Париж!

Король униженно согнулся в поклоне. Отныне от него уже ничего не зависело…

Здесь же в Берлине, не откладывая дела в долгий ящик, Наполеон подписал декрет о начале континентальной блокады Англии. Сильного флота для покорения своего заклятого врага Франция после Трафальгара уже не имела, зато теперь, после разгрома Пруссии, она вполне могла затянуть на британском горле петлю торговой блокады. Отныне всем европейским государствам строжайше запрещались любые, даже почтовые, сношения с туманным Альбионом. Росчерком пера французский император как бы вообще вычеркивал Англию из бытия!

– Пусть эти негодяи захлебнутся собственной желчью! – сказал он, размашисто подписывая бумагу-приговор.

Спустя несколько дней к сбежавшему из Берлина Фридриху-Вильгельму доставили послание российского императора. Александр Первый писал: «Для меня нет