Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции - Колин Джонс

Также ушедшие узнают, что некоторые секции давят на свои отряды, присутствующие на площади, и даже (насколько удается поддерживать контакт) на своих представителей в зале Совета – чтобы те вернулись обратно. Командир батальона секции Соединения Жан Ришар[830], который ранее вечером скрестил шпаги с Пайяном, получил от секций указание увести своих 200 человек; он выполняет приказ, разбив гвардейцев на взводы, чтобы не вызывать лишних подозрений. 1200 бойцов из секции Пантеона также получили приказ вернуться домой и сейчас столкнулись с отрядами сторонников Коммуны, которые пытаются помешать им пройти через мост Нотр-Дам без разрешения Анрио. В связи с тем что на защиту мэрии была выделена значительная часть войск, а часть сил Коффиналя рассеялась по городу, площадь Коммуны выглядит гораздо менее многолюдной, чем раньше[831].

Площадь полнится слухами, и у оставшихся рождаются сомнения, стоит ли и дальше здесь находиться. Гвардейцы из секции Друзей Отечества[832] составляли основную часть сил экспедиции Коффиналя. Многие из них удивились, узнав, что их послали освободить Анрио. Более того, вернувшись после успешного выполнения задания на площадь Коммуны, они стали порицать своего батальонного командира Тьери за незаконность его действий. «Все мы видим, что это не наше место», – говорит ему один из бойцов. Тьери советует пока просто выполнять приказы, но сам отправляет в свою часть сообщение, требуя дать совет, как ему поступить. Энтузиазм организаторов сегодняшнего восстания пока еще не улетучился, однако появляются тревожные признаки того, что сами его основания подвергаются разрушению.

22:15

В ГОРОДЕ

Эмиссары Коммуны покидают ее здание и расходятся по городу, чтобы укрепить лояльность генеральных ассамблей секций, созвать которые приказано ранее вечером. Большинство секций[833] уже проводят или созвали ассамблеи. Это обнадеживает, поскольку означает, что они подчиняются приказу Коммуны. Только девять из 48 секций, в основном расположенных в центральных районах[834], рядом с Конвентом, прямо отказались от исполнения указаний Коммуны и решительно выступили в поддержку Конвента.

Флёрио, Пайян и Анрио изначально понимали, что исход игры – и претензии Коммуны на легитимность – будет зависеть от конкретных цифр: насколько массовым окажется участие парижан в ее действиях. На первый взгляд, тот факт, что посещаемость ассамблей большинства секций значительно выше, чем была в последнее время, реально способствует делу Коммуны. Чем больше, тем лучше. На самом же деле рост посещаемости генеральных ассамблей ведет к изменению их политического настроя[835] – причем совсем не в том направлении, на которое рассчитывали лидеры Коммуны. На протяжении последних нескольких месяцев революционные комитеты тщательно контролировали ситуацию во многих секциях, принижая роль ассамблей в принятии решений. Ассамблеи близки к тому, чтобы превратиться в органы, функция которых – штамповка готовых проектов, спускаемых сверху радикальными кликами, контролирующими революционные комитеты; именно поэтому их посещаемость снизилась. Многих граждан отвращал от участия в ассамблеях неприятно-персональный характер разворачивающихся там дискуссий – которые порой превращались в обмен угрозами. Однако сегодня вечером бешеная суматоха на улицах пробудила огромную часть населения. Парижане хотят участвовать в политике. Вдруг обнаруживается, что есть смысл прийти на Генеральную ассамблею.

Таким образом, сейчас ассамблеи в гораздо более значительной степени отражают мнение парижан – а не взгляды готовых на все радикальных местных клик, чем это было на протяжении долгого времени. Некоторые из этих клик, надо полагать, обеспокоены наплывом тех, кого они считают умеренными, но в данный момент более насущная проблема – принять правильное политическое решение, которое позволит вывести свою секцию из этого кризиса.

В секции Бон-Консей Жак-Луи Менетра возвращает ассамблею на путь праведный: следует выполнять распоряжения Конвента[836]. За некоторое время до того, будучи на дежурстве в НГ, он столкнулся со своим другом Огюстом Жантелем, который всего несколько недель назад победил на выборах в Коммуну. Член совета Жантель приглашает его выпить в ближайшем кафе и признается, сколь горько он сожалеет теперь о своем успехе. Он знает о намерениях Коммуны и бессилен помешать артиллерии своей секции присоединиться к толпе у Ратуши. Оставив мрачного Жантеля допивать свой стакан, Менетра возвращается на ассамблею секции, где заявляет:

– Граждане, в 5 часов вечера наша пушка была доставлена к Ратуше. Однако мы как граждане должны оставаться верны Конвенту. Давайте немедленно назначим комиссаров, чтобы вернуть ее и выяснить, поддерживают ли наши артиллеристы, как должны, Конвент.

Его слова встречены яростными аплодисментами, и часть батальона отправляется к Ратуше, чтобы вернуть артиллеристов.

В других местах принятию того или иного решения препятствует то обстоятельство, что по городу по-прежнему разлетаются слишком противоречивые сведения и обрывки сведений о происходящем. Сделанное сегодня вечером в Конвенте замечание Лежандра – «нелегко заставить народ бунтовать, если он хорошо осведомлен»[837] – очень верное и точное. Но в данный момент нет никого, кто был бы «хорошо осведомлен». Информация от ассамблеи расходится по городу черепашьими темпами. Ассамблеи секций, в свою очередь, прекрасно понимают, что им не хватает достоверных сведений о том, что происходит в городе. Многим из них наилучшим вариантом представляется хеджирование рисков. Немало секций направляет делегатов[838], а в некоторых случаях и просто наблюдателей, как в Коммуну, так и в Конвент. Секции Неделимости и Пуассоньер отправили наблюдателей и в Якобинский клуб[839]. Такова ситуация в городе, и Коммуне остается только надеяться, что разосланные ею адъюнкты изменят ее и привлекут ассамблеи на свою сторону.

В воздухе и так разлита тревога, а с наступлением темноты многие собрания, на которых люди пытаются решить, что делать дальше, нервничают еще сильнее – да и доступ к достоверной информации оказывается совсем ограниченным. Особенно это касается отдаленных секций, куда новости поступают реже, а уличное освещение практически отсутствует. Люди скорее слышат, чем видят признаки восстания. Очевидно, что речь идет о серьезном кризисе, но в момент, когда друзья и близкие могут оказаться на другой стороне, люди боятся действовать решительным образом. В этих условиях преимущество будет у той стороны, которая сможет наиболее широко распространить свои идеи и внушить доверие к своим заявлениям.

22:15

ЗАЛ КОНВЕНТА, ДВОРЕЦ ТЮИЛЬРИ

Барер поднимается на трибуну Конвента[840]. Отступление Анрио, Коффиналя и вооруженной экспедиции в направлении Коммуны дало депутатам передышку. Им повезло, очень повезло. Теперь они должны терпеливо сидеть и ждать, смогут ли Баррас и его люди повлиять на жителей Парижа. А пока они слушают Барера.

Барер идеально подходит для подобной ситуации. Он лучше других знает, как управлять Конвентом. Его специализация – произносить умиротворяющие речи, разглаживать нахмуренные брови, стабилизировать обстановку, поддерживать корабль на плаву, отмечать успехи, заполнять время. Сейчас он говорит депутатам, что события нескольких последних часов указывают на существование давно вынашивавшегося заговора против res publica.

– Все приготовления к этой контрреволюции были произведены, все диспозиции подготовлены… Пока вы принимали полезные законы, Анрио распространял по улицам Парижа слух, будто Робеспьера убили. На вас нарочно наговаривали, пытаясь представить вас в самом постыдном виде. Жандармам были розданы картуши с приказом стрелять в депутатов…

Его речь основывается на слухах[841], которые ходили в ближайших к Тюильри секциях. Да и насчет якобы имевших место приготовлений заговорщиков он несколько фантазирует.

Рисунок 8. Комитет общественного спасения, ордер на арест мэра Парижа Флёрио-Леско, после 22:00 (AFII 47 pl. 363, pi. 10

Анрио продолжает действовать так, будто он все еще командует НГ. Он отменил ордера КОБ на арест Буланже и других адъютантов, арестовал посланников Конвента, вызвал национальных гвардейцев в Ратушу и дал приказ бить в набат, а также закрыл входы и выходы из города. Перед тем как его