Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

Я с удивлением посмотрел на него.

– Знай, Соломон. Не было и нет никакого Крикса. Это вымысел Меружана. Я знал об этом с первого дня нашего знакомства, но, увы, не мог тебе сказать. Прости меня.

Я опешил.

– Не может быть, Петроний! Я сам видел неоднократно этого одноглазого негодяя!

Петроний виновато посмотрел на меня и ответил:

– Это был Меружан. Меружан – и есть Крикс. Он надевал косматый парик, завязывал глаз и таким образом создавал образ несуществующего злодея. Это он приходил к вам в аптечную лавку, он подлил в вино яд, он навёл римлян на отряд Мецна и велел уничтожить всех до единого, а Аждахака безжалостно заколол самолично. Он думал, что Мецн погибнет в пустыне, но ты опять сорвал его планы. Это он привёл меня в Армению, как лазутчика, а заодно заставлял поддерживать в тебе вымысел про Крикса. Меружан – страшный человек, Соломон. Он – источнник ваших неудач и делал это не ради выгоды, а из-за мужского бессилия, ибо страшно завидовал и ненавидел всех вас.

– Что ты такое городишь, Петроний, верно, совсем спятил от страха? Если Крикса не было, тогда кто же замучил и убил Лию?

Петроний опустил глаза и тихо произнёс:

– Это сделал я.

– Ты? – обомлел я, – Как!? Зачем!?

– Меружан велел. Позавидовал вашей любви и выкрал девушку, когда она направлялась в лавку отца, но, не сумев овладеть ею, приказал распять, чтобы потом втайне наслаждаться твоими страданиями. Я виноват перед тобою, Соломон! Прости меня, если сможешь! Прости и прощай!

Петроний кивнул парфянам, и пока я приходил в себя от сказанного, голова несчастного покатилась по земле, обдавая нас кровью….

Прошло много лет после того злополучного дня. Дня, который я запомнил на всю жизнь. В тот день предсмертные слова Петрония положили конец моим скитаниям и приключениям. В тот день я сразу повзрослел, превратившись из доверчивого юноши в умудрённого жизнью мужчину.

Сейчас, по прошествии многих лет, когда я стал старцем, вновь и вновь вспоминаю последние минуты жизни Юлиана Петрония. Как ни странно, но я простил его. Да, это он погубил Лию, он был лазутчиком Рима и сыграл не последнюю роль в военных неудачах армян … и, наконец, это он поддерживал во мне миф о несуществующем Криксе. Но делал это не по собственному злому умыслу. Он был солдатом Рима и погиб достойно, как солдат.

Именно в тот день я узнал, что среди нас был некто, кто искусно маскировался под верного слугу и преданного друга, кто по причине своего недуга стал страшным завистником, способным беспощадно мстить самому близкому человеку и предавать товарищей. Имя ему – Меружан. Сказанное Петронием было слишком чудовищным, чтобы быть правдой, и потому я решил лично убедиться в этом.

В последующие дни я находился среди парфян и оказывал посильную помощь раненым. Сурен более не смел меня неволить, и вскоре я покинул его войско.

Не знаю, осознано иль нет, но ноги мои сами дошли до развалин заброшенного Тигранакерта.

Прошло много времени после того, как я замуровал Меружана с римлянами в кладовой, заполненной золотом, – и не исключено, что за это время их мог оттуда кто-либо вызволить. Но судьба не смилостивилась над этими несчастными. Когда я вновь пришёл к развалинам амфитеатра, то орёл по-прежнему смотрел на Запад. Это лишний раз подтверждало правоту моих действий. Это означало, что Боги Олимпа были на моей стороне.

Если верить медицине, человек не может прожить свыше пяти дней без воды. Когда я вновь повернул голову орла на Восток, то смог самолично убедиться в этой врачебной аксиоме. Все, кого я запер тогда, бездыханно валялись среди бесполезного жёлтого металла. Их тела уже начали гнить, и страшный запах разложения распространялся вокруг.

Но мною в тот день двигало отнюдь не медицинское любопытство и, тем более, не возможность поживиться спрятанным золотом царя. Мне хотелось воочию убедиться в правдивости слов Петрония.

Я знал, что разлагающиеся трупы источают опасный яд, но, превозмогая брезгливость, шагнул в подземелье. Лысая голова Меружана, подобно гнилому кочану капусты, виднелась прямо у входа. Злоба застыла на его мёртвом лице. Ближайший советник могучего царя Армении, перед которым трепетало множество подвассальных царьков Азии, погиб как жалкая крыса, пытавшаяся утащить кусок сыра из марана.

Увы, тщетно я искал Крикса. С трудом сдерживая приступы рвоты, я переворачивал трупы римлян, но не нашёл того, кого так долго преследовал.

Я вновь вернулся к трупу Меружана. Рядом с ним валялся странный чёрный предмет. Подойдя поближе, я понял, что это парик. Петроний был прав. Этот коварный нелюдь расплетал бороду, надевал косматый парик, завязывал глаз чёрной повязкой и в таком обличии становился им же придуманным Криксом Анокули. Всё это время, с момента посещения дома лекаря Мафусаила и вплоть до своей гибели, он был человеком-оборотнем. Злой гений Меружана сыграл с ним под конец страшную шутку, и я убил обоих сразу – мерзкого предателя и плод его больного воображения.

Кто бы мог подумать, что в этом человеке – который с первых же минут общения располагал к себе, который обладал проницательным умом и к которому всегда прислушивались – таились чёрная зависть, зло, вероломство и коварство. Всё это время он служил, якобы, царю, а на самом деле, мстил, завидовал и ненавидел! Воистину страшна людская зависть.

Я возвращался в Эдессу с чувством снятого бремени. Лия была отомщена, разрушен миф о моей смерти на кресте.

И тут я вспомнил про болезнь Сати. Бурные события последних дней отодвинули это горе на второй план.

Первое, что я увидел, вернувшись в Эдессу, было грустное лицо Бальтазара и я всё понял без слов.

– Когда это произошло? – спросил я.

– Сразу, как ты уехал. Она покончила с собой, приняв яд из цветков жёлтого олеандра.

Я в отчаянии схватился за голову.

– Вот видишь, Бальтазар! Рухнули наши надежды. Болезни сильнее человека. Нам никогда не одолеть их ни снадобьями, ни верой.

– Сати устала бороться. Не вынесла разлуки с детьми и пошла на отчаянный шаг.

– Где её могила?

– Нигде. Она велела погрузить своё тело в лодку, поджечь и пустить вниз по реке.

О, Сати! И тут ты осталась верна себе. Поджечь усопшего – это не только дань индийским традициям. Именно так поступают с телами погибших от проказы людей.

Мы сидели молча, и каждый думал о своём.

– Видишь, как получается, Бальтазар. Ещё недавно казалось, что судьба благосклонна ко мне и жизнь – сплошное