Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

– Счастья и беды чередуются. К сожалению, это неизбежно! – ответил волхв.

– Ладно, возможно ты прав, но тогда объясни, как могло произойти, что тот, кому ты безмерно доверял, оказался врагом и завистником.

И тут я пересказал события последних дней. Бальтазар внимательно выслушал меня.

– До сих пор не укладывается в сознании – как мог Меружан так жестоко нас предать! Зачем? У него же было всё, что может пожелать себе человек. Нет, он не человек – он демон во плоти! – воскликнул я.

– Человек, у которого больна плоть, способен превратиться в демона, – заключил мудрый волхв.

– Но тогда как ты объяснишь, что он, желая царю смерти, умудрялся служить ему и приносить пользу? Это ведь он привёл к нам Мецна, уже когда тот был стариком лишённым власти и могущества. Ведь мог же лишить его жизни по дороге в Эдессу и никто никогда не догадался бы об этом, – спросил я.

– У Меружана была двуликая и очень противоречивая натура. Царь своим могуществом вызывал у него приступы зависти и ненависти, тогда как вид беспомощного старика порождал в нём жалость и сентиментальные воспоминания из далёкого детства о его отце-ассирийце. Нередко бывает так, что в ущербном теле уживаются две души.

Последний довод Бальтазара, хотя и был уже медицинского свойства, однако вполне исчерпывающе объяснял всё.

Однажды утром Мецн позвал меня к себе и сказал:

– Сегодня ночью Бог смерти Танатос пришёл, чтобы отрезать своим мечом прядь моих волос. Я уже вижу трёхглавого пса Цербера с шеей покрытой змеями, сторожащего вход в царство Аида. Думаю, меня не покарает богиня отмщения Эриния, и вместо страшной бездны Тартара я попаду в благословенные Елисейские поля, ибо сделал много хорошего ради благоденствия своей страны и не сожалею ни об одном из прожитых дней.

– Грустные слова ты говоришь, Мецн, – ответил я.

– Что поделать, коротка жизнь человека. Обещай, что похоронишь меня достойно, без излишней помпезности – как воина, который всю жизнь отдал на благо своей державы.

– Ты царь и тебе положено покоиться в усыпальнице из чистого золота…

– Не надо, Соломон, – прервал меня Мецн, – не губи благородный металл. Употреби его на благо потомков.

– Но потомкам надо оставить весомый памятник, чтобы всегда помнили о твоём величии.

Некоторое время мы оба молчали.

– Как по-твоему, Соломон, что правит миром? – вдруг спросил Мецн.

– Ты хотел сказать – кто правит миром? – поправил я.

– Нет, Соломон, ты не ослышался – именно что. Людям и даже Богам на небе не подвластно многообразие жизни. Сейчас на исходе своих лет я в этом окончательно убедился.

– Ну и что же, по-твоему, правит миром?

Мецн задумался и вдруг ответил:

– Любовь! Да, Соломон, не удивляйся, миром правит любовь! Ей подчинены людские поступки и помыслы. Любовь к земле родной, матери и любимому существу, другу и ремеслу – вот на чём держится Вселенная.

Я понял, что имел в виду Мецн. Не любовь к золоту, порождающая алчность, и не властолюбие, которое уничтожает в человеке последние крупинки добра. Царь говорил о земной, идущей от сердца любви, и в глубине души я согласился с ним.

– А скажи-ка мне, Соломон, может ли царь земной стать Богом?

Вопрос этот не застал меня врасплох.

– Странные слова говоришь, Мецн. Ты забыл, как мы с триумфом въезжали в Тигранакерт и люди бросали тебе под ноги цветы? Забыл, как благословлял тебя шенакан, когда ты даровал ему землю? Забыл, сколько городов ты построил на земле армянской? Ты ещё при жизни стал Богом для своего народа.

Мецн грустно отвёл взгляд.

– Всё, что ты перечислил: и триумфы, и благословления, и даже строительство городов, – всё это подлежит забвению. Время беспощадно ко всему, ибо наш мир – это тлен. Но одно вечно – людская любовь! Человек бессмертен, пока жива о нём память.

Мы помолчали, и я перевёл разговор на другую тему.

– Мецн! Мне удалось спасти золото, спрятанное тобою в кладовой амфитеатра.

Мецн посмотрел на меня внимательно и, не поинтересовавшись подробностями, ответил:

– Используй это золото на благие цели. Построй дом на земле Иерусалима, и пусть он станет пристанищем тему, кто придёт с миром из страны армянской. А когда голова у тебя будет такой же седой, как шапка Арарата, а приобретённая мудрость станет единственным утешением в жизни, возьмись за перо и напиши о том, что пережил в стране армянской, дабы потомки наши знали правду из первых уст. Напиши обо всём без утайки и лжи, а рукопись пошли туда, где будет вечно витать мой дух.

Это были последние слова, которые я услышал от моего царя. Человека, которого я полюбил как родного отца. Несмотря ни на что, мы смогли до конца сохранить преданность и верность друг другу.

Царь умер тихо, во сне, так и не узнав ни про смерть Сати, ни про вероломство Меружана. Увы, предсказания слепца Аспурака на сей раз оказались пророческими. Он умер, как и предсказывалось, в мире и покое, добровольно сложив с себя царские полномочия. Благодаря своей решительности, прозорливости и мудрости он сумел создать огромную державу. Увы, жизнь одного человека коротка и бессильна перед бегом времени. Она подобна мигу в водовороте исторических событий, но я уверен, что Мецн Тагвор останется для потомков великим и могущественным властелином Армении.

Мы похоронили царя как воина. Согласно обычаю, положили в рот покойного монету – это была плата Харону за перевозку души Мецна из земного царства Зевса в подземное царство его брата Аида. Затем усопшего обмыли, намазали маслом, сделали венок из еловых веток и сельдерея, и только потом одели в белую одежду. В саркофаг помимо золотого царского герба и прочих регалий мы поместили медовый пирог, чтобы задобрить страшного пса Цербера.

Я решил похоронить Мецна там же, где когда-то был построен дом для Александра Македонского. С этой целью в одном из углов двора я приказал соорудить мавзолей, на верхушке которого мы решили установить голову орла и, хотя на его гербе были изображены более мирные птицы, однако теперь великий царь Армении мог покоиться с миром – орёл смотрел на Запад.

Многие, прочитав эти строки, зададутся вопросом – был ли здесь заложен секрет, подобный тайнику в амфитеатре Тигранакерта, или это простая символика. Позвольте мне скромно умолчать по этому поводу. Скажу лишь одно – пусть никто не сомневается в моей изощрённой находчивости. Уж мы-то с Бальтазаром сделали всё, чтобы надёжно уберечь могилу великого человека от посягательств вандалов, как современных, так и будущих.