Шелковый Путь - Колин Фалконер

Откуда-то издалека он слышал бормотание и смех мужских голосов, двигавшихся по лагерю, жуткий плач под рокот барабанов, затем крик, возможно, воображаемый, одного из его товарищей по несчастью.

— Жосс-ран, — произнес голос.

Он поднял голову. Все, что он мог видеть, — это оранжевые отблески костров сквозь вход в юрту.

— Жосс-ран.

Он понял, что она здесь, его прекрасная ведьма Хутулун, ее глаза сверкали в темноте. Она присела перед ним на корточки.

— Тебе не следовало выезжать, — сказала она.

— Моим долгом было защитить священника.

— Ты думал проявить храбрость. Посмотри, к чему это тебя привело.

Вот он снова, этот ужасный плач.

— Что это? — спросил он.

— Они скорбят по вдовам, которых ты сегодня сделал.

— Я не намеревался делать вдов; я сражался за свою жизнь. А как насчет вдов, которых сделала ты?

Она протянула руку, и кончики ее пальцев обвели контуры раны на его лбу. «Проявление нежности, наконец-то, — подумал он. — Возможно, она не совсем забыла пустыню».

— Что со мной будет?

— Мой отец злится на меня за то, что я привезла тебя своим пленником, и он злится на тебя за то, что ты не умер от своей раны. Он желает твоей смерти, но не хочет брать на себя ответственность за нее.

Он попытался пошевелиться, но от этого усилия по плечу прошла еще одна судорога боли.

— Скажи ему, я сожалею о причиненных ему неудобствах.

— Он прочел послание, что ты привез от Хубилая. Это спутало все карты. Некоторые из полководцев моего отца говорят, что ты посол и с тобой нужно обращаться с уважением. Другие говорят, что раз ты вел переговоры с Хубилаем, тебя следует казнить. Есть и те, кто хочет оставить тебя в заложниках. Но имеет ли твоя жизнь какую-то ценность для Хубилая?

Он выдавил из себя дикую ухмылку.

— Скажи им, Император Катая любит меня как брата.

Она не улыбнулась. Что-то в ее выражении встревожило его.

— А каково мнение твоего отца?

— Мой отец склоняется к казни. Он говорит, что мертвые едят меньше. — Она вздохнула. — Я сделаю все, что смогу, чтобы его переубедить. Я найду способ тебя освободить. — С ней была деревянная чаша, наполненная водой. Она намочила в ней кусок тряпки и смыла засохшую кровь вокруг его глаза. Затем она промыла рану от стрелы, нежно, как возлюбленная. Даже сейчас, в его отчаянном положении, он ощущал тепло ее груди сквозь свою шелковую рубаху.

— Я все еще хочу тебя, видит Бог, — прошептал он.

Она не ответила.

— Ты слышала меня, Хутулун?

— Я могу промыть твои раны. Кроме этого, я ничего не могу для тебя сделать.

— Я должен знать. Ты совсем ничего ко мне не чувствуешь?

— Ты варвар с запада. Что я могу к тебе чувствовать? Я выйду замуж за сына хана, который сделает моих сыновей царевичами степи, как мой отец. — Она закончила свои манипуляции. Это была доброта, подумал он, хотя она и не облегчила его боли. — Рана чиста.

— Зачем твой отец мучает меня этой колодкой? Скажи ему, что если я так его донимаю, пусть делает, что хочет. Я не боюсь умереть.

— Я передам ему, что ты сказал. — Она встала и подошла к выходу из юрты.

— Я бы все отдал, чтобы лечь с тобой хотя бы на одну ночь, прежде чем умру.

— Тогда ты глупец, — сказала она и скрылась во тьме.

***

CX

Жоссеран носил канг всего несколько часов, а уже чувствовал, будто несет на своих плечах тяжесть собора в Шартре. Каждое малейшее движение было агонией. Боль и усталость вызывали грезы, которые не были сном, ибо сон был невозможен, но бредом, который переносил его из его ужасного положения обратно в пещеру над узким ущельем в Горах Солнца. «Разве ты не думал о нас, соединенных так, как Шива соединен со своей женой? Разве ты не думал иногда, что это твоя судьба? И моя?»

Он понял, что в юрте есть кто-то еще, и, подняв голову, увидел стоящего над ним Кайду, который наблюдал за ним. Возможно, это было оглашение его приговора. Скоро он узнает, как ему предстоит умереть.

Кайду стоял, уперев руки в бока, расставив ноги.

— Что мне с тобой делать, варвар? Мои полководцы говорят, я должен казнить тебя вместе с остальными.

— С остальными?

— Псами Хубилая. Они — предатели народа Синих Монголов и пятно на легенде о Чингисхане. Я повелел сварить их заживо.

Едва он это сказал, Жоссеран услышал, как его товарищей по несчастью ведут на смерть. Он надеялся, что Пьянице дали немного того черного кумыса, который он так любил, чтобы помочь ему перенести это испытание. Он слегка изменил положение, чтобы посмотреть в глаза другому мужчине.

— И что же заставляет тебя медлить на мой счет?

Крики истязаемых мужчин эхом разносились по лагерю. «А, они уже разогрели котел». Жоссеран не мог представить себе такой смерти. «Но я не стану молить о пощаде, — пообещал он себе. — Пусть они ломают мне кости одну за другой, я не стану молить. Дай мне, Боже, силы противостоять этим дьяволам».

— Быть может, я предложу тебе другой выбор, — выговорил Жоссеран.

Волчья ухмылка.

— Какой выбор ты можешь мне предложить, варвар?

— Позволь мне жениться на Хутулун.

Как быстро сошла с его лица ухмылка. Рука Кайду легла на меч у пояса. Жоссеран подумал, что тот сейчас же снесет ему голову. Но вместо этого хан удовольствовался тем, что поставил ногу на канг, вдавив его почти в землю и согнув шею Жоссерана между своими коленями.

— Ты вздумал играть со мной?

Жоссеран не ответил — не мог. Боль была невообразимой. С хрипом Кайду убрал ногу и отступил.

Жоссеран попытался поднять голову. Это было все равно что пытаться поднять на руки собственного коня. «Спина моя сломана», — подумал он.

Не в силах выпрямиться, он рухнул на бок. Он издал стон боли, весь его вес теперь приходился на правое бедро и колено.

— Пожалуй, я все-таки сварю тебя вместе с остальными, — прорычал Кайду.

— Я говорю… то, что говорю.

— Умереть можно по-разному, варвар. Ты сам