Шелковый Путь - Колин Фалконер

— Он будет жить?

Она кивнула.

— Стрела застряла в мышце и не повредила жизненно важных органов. — Она подняла золотую табличку, которую сняла с его шеи. — Он носит пайцзу Хубилая.

— Пайцза Хубилая здесь ничего не значит, — прорычал Кайду. Он уставился на тело гигантского варвара у своих ног. Он пнул его, скорее от досады, чем со злости. — Было бы лучше, если бы стрела пронзила его сердце.

— Духи Голубого Неба защищали его.

— Тогда я не понимаю путей духов. — Их глаза встретились. Она поняла, что он знает о ее мыслях и чувствах больше, чем она предполагала. — Это не то, чего бы я желал.

— Несчастное стечение обстоятельств.

— Верно, — согласился он. — Но теперь ничего не поделаешь. Когда он оправится, приведи его в мою юрту. Я допрошу его там.

Кайду расхаживал по коврам, сжав руки в кулаки. Перед ним были трое его пленников: двое из эскорта Сартака, оба из кэшика Хубилая, и варварский посол. Варварский шаман сбежал, конница Хубилая появилась как раз в тот момент, когда люди Хутулун собирались его снова схватить.

Но они забрали седельную суму варвара и нашли договор, который Хубилай предложил христианам в Акре. Они также нашли дары хана.

— Что это у тебя здесь? — прорычал Кайду. Он разорвал узел и бросил свитки с изящной живописью на пол. — Это то, что Хубилай считает ценным? — Он встал на свитки своими сапогами, чтобы показать варвару, что он о них думает.

Жоссеран пошатнулся. Он потерял много крови.

— В нашей земле их бы сочли… — Жоссеран искал татарское слово для «искусства», но не помнил его, не знал, слышал ли он вообще такое слово. — Люди бы восхищались их красотой.

— Красотой! — сплюнул Кайду. Наступила напряженная тишина. Жоссеран ощущал давление татарских тел и блеск наконечников копий в мутной темноте. Запах пота, кожи и дыма был удушающим.

— Истинный воин живет в юрте, — бушевал Кайду. — Он каждый день скачет на своем коне, он сражается, он пьет кумыс, он охотится, он убивает. Китайцы истощили силу Хубилая, и он забыл, как жить по-людски. Смотри! — Он поднял один из свитков и сжал его в кулаке. — Какая от этого польза мужчине?

Жоссеран снова пошатнулся. Было трудно сосредоточиться на происходящем. Теперь он был лишь пешкой в этой гражданской войне. Кайду считал его творением Хубилая, и золотая пайцза, которая должна была обеспечить ему безопасный проход, могла вместо этого решить его судьбу.

— Хубилай доказал, что он не Хан ханов. Он больше китаец, чем сами китайцы.

— Неужели это так уж плохо — немного поучиться у других, — сказал Жоссеран, обнаружив, что даже сейчас готов защищать своего покровителя.

— Учиться? Чему учиться у тех, кто недостаточно силен, чтобы нас победить? — Кайду впадал в ярость. — Мы — господа китайцев, и все же он строит свои дворцы в Катае и живет в праздности. Теперь он хочет изменить даже наш образ жизни, те обычаи, что сделали нас властелинами мира! Он хочет, чтобы мы все стали как китайцы и жили в поселках и городах. Он больше не понимает нас, свой собственный народ! Для нас осесть — значит погибнуть!

Татары одобрительно взревели, смыкая кольцо вокруг Жоссерана и других пленников. «Теперь мы — развлечение, — подумал Жоссеран, — и боевой клич. Кайду использует наш захват в своих целях. Его ярость — для того, чтобы впечатлить своих воинов и союзников».

— Если Хубилай добьется своего, наши дети будут носить шелка, есть жирную пищу и проводить дни в чайханах. Наши сыновья забудут, как стрелять из лука с несущегося коня, и будут прятаться от ветра. И тогда мы станем как китайцы и будем потеряны навсегда. Посмотрите на все, что у нас есть! — Он раскинул руки, обводя шатер, их лагерь, луга, на которых они жили. — У нас есть юрта, которую мы перевозим со сменой времен года. У нас есть наши кони, наши луки и степь, у нас есть вечное Голубое Небо! С этим мы сделали себя Владыками Земли! Таков путь татар, путь Чингисхана, путь Тэнгри! Хубилай, может, и хан в Шанду, но он не мой хан. Он опаснее для монгольского народа, чем все наши враги!

— Ваш спор для меня не имеет значения, — крикнул Жоссеран, перекрывая приветственные возгласы; усталость и боль от раны заставили его отбросить всякую осторожность. — Я пришел сюда в поисках союза с ханом татар против сарацин. Борьба за трон между вами — не моих рук дело. Я всего лишь посланник от моих господ в Утремере.

— Если ты хотел вести с нами переговоры, — крикнул Кайду, — тебе следовало просить мира у ног Ариг-Буги в Каракоруме.

— Я с радостью заключу мир с тем, кто по праву занимает трон.

— Трон принадлежит Ариг-Буге! Но ты прав, ты всего лишь посол, не то что эти псы. — Он пнул Пьяницу, который взвыл и еще глубже зарылся головой в ковры. — Что я с тобой сделаю, варвар, еще не решено. Если мы позволим тебе вернуться к твоим собратьям-варварам, ты расскажешь им, что у нас раздор. И все же ты — посланник, и нам надлежит действовать с осторожностью. Наденьте на него канг, чтобы он не сбежал, а мы еще подумаем!

Когда его уводили, Жоссеран искал в толпе Хутулун, но видел лишь своего старого друга Тэкудэя, с таким же угрюмым выражением лица, как и у остальных. Впервые ему пришло в голову, что она, возможно, его бросила.

***

CIX

Они называли это кангом — колодка из тяжелого дерева, которая надевалась на шею и имела два меньших отверстия по бокам, куда продевались запястья. Когда она была на месте, невозможно было ни лечь, ни отдохнуть, ни уснуть. Ее тяжесть на шее и судороги, которые она вызывала в мышцах плеч, без сомнения, должны были сломить его дух.

Кровь запеклась над его правым глазом, который теперь заплыл. Время от времени он чувствовал, как по щеке стекает струйка водянистой крови. Но это было ничто по сравнению с болью в плече. Оно горело так, словно сустав вскрыли раскаленным железным крюком.

Он