Шелковый Путь - Колин Фалконер

Ее рука метнулась к поясу, и в правой руке появился плетеный кожаный кнут. Он со свистом рассек воздух с треском, подобным падению дерева. Пони Жоссерана шарахнулся, взбрыкнул, и Жоссеран соскользнул на землю.

Она быстро поймала свою кобылу и вскочила в седло.

Жоссеран вскочил на ноги и смотрел, как она уезжает вниз по тропе, оцепенев от недоверия. Он посмотрел на свою левую руку, на кровавый рубец, оставленный кнутом. Он даже разорвал ткань его халата. Плечо снова горело; он чувствовал, как по руке течет свежая кровь.

Его пони метался в нескольких ярдах от него, взбрыкивая задними ногами, его нервы и нрав не улучшились от этого последнего происшествия. Жоссеран побежал за ним, поймал поводья и попытался его успокоить. Еще было не поздно поскакать обратно по тропе и через хребет. Он все еще мог уйти, как, он был уверен, они все и замышляли.

Нет, черт бы ее побрал.

Он быстро вскочил в седло и пришпорил пони вниз по тропе.

Хутулун снова оглянулась через плечо, надеясь, что на этот раз он ухватился за спасительную нить, которую она ему бросила. Наверняка он прекратил погоню.

Она не могла поверить своим глазам.

Он все еще преследовал ее.

— Убирайся! — в отчаянии крикнула она ему. — Убирайся!

Ее голос эхом разнесся по горам, по ущелью, через лес елей и пихт, через глубокий черный пруд у подножия хребта.

— Возвращайся! Возвращайся в Кашгар! Спасайся! Возвращайся!

Он осадил своего пони, на мгновение его силуэт вырисовался на уступе над ней. Она ждала, чтобы увидеть, что он сделает. Наконец он отвернулся. Глядя, как он удаляется, она испытала поток облегчения, смешанного с горьким разочарованием. В конце концов, он был всего лишь таким же мужчиной, как и все остальные.

Он знал, что не сможет ее догнать. Его маленький пони с трудом перебирал ногами по сыпучим камням. Если он будет гнать его слишком сильно, тот в конце концов споткнется и отправит их обоих скользить к смерти вниз по склону горы.

Он достиг широкого уступа, и между стенами ущелья он мог различить глинисто-серую степь и черные юрты татарского лагеря. Поток с шумом сбегал с горы, пенясь в черном пруду далеко внизу. Осока у края озера все еще была твердой от ночного мороза; поверхность озера была черной, на ней плавали льдины. В лощинах, куда не доставало солнце, лежали пятна затвердевшего снега.

Он заглянул за край утеса и услышал цокот копыт, эхом отражающийся от скалы на тропе под ним. Голос Хутулун разнесся по долине:

— Убирайся, Жосс-ран! Возвращайся!

«Возвращайся. Возвращайся со следом от моего кнута на лице, Жосс-ран. Возвращайся без меня, и всю оставшуюся жизнь гадай обо мне».

— Лучше утонуть в этом холодном черном озере, чем свариться в котле твоего проклятого отца, — сказал Жоссеран вслух. Он вонзил пятки в бока, пытаясь направить пони к уступу. Тот не двигался. Тогда он выхватил кинжал из сапога и вонзил его в круп пони.

Дикий прыжок в пустоту.

Пока они летели вниз, Жоссеран выпрыгнул из седла, все еще сжимая тушу козы в правой руке. Ему показалось, он увидел тень скал под поверхностью. Он вошел в воду ногами вперед. Если это была смерть, то он молил о милости, чтобы она была быстрой.

В этом зрелище был ужас, но было и восхищение; восхищение его мужеством и его гордостью. Мгновение назад она смотрела вверх, заслоняя глаза от слепящего солнца, думая, что он ушел. А потом в черной воде внизу вдруг взметнулся огромный водяной гриб, когда пони исчез под водой, и еще один, поменьше, — когда за ним последовал Жоссеран.

Хутулун ахнула. Она и представить не могла, что он способен на такое. Волны от места, где конь и всадник рухнули в воду, устремились к каменистому мелководью, где они бились и пенились.

Как кто-то мог сделать такое?

Сначала на поверхности показалась голова пони, и он отчаянно поплыл к дальнему берегу. Он выбрался из воды на дрожащих ногах, кровь стекала по его боку из раны от кинжала на крупе.

Жоссерана все еще не было видно. Она сдержала крик горя.

***

CXIV

И тут она его увидела.

Его голова, залитая кровью, показалась на поверхности. Он поплыл к берегу, гребя здоровой рукой. Он выбрался из воды и, задыхаясь, лежал на камнях. Он все еще прижимал к себе тушу козы, зажав ее под раненой рукой. Затем он снова поднялся на ноги, подобрал поводья своего коня и вскарабкался в седло. Пони, побежденный этим безумцем, потрясенный и, вероятно, испытывающий боль, был послушен, как ягненок.

Хутулун выругалась себе под нос. Для них обоих было бы лучше, если бы Жоссеран погиб. Теперь не было надежды ни для него, ни для нее.

Она могла попытаться переплыть озеро или объехать его; что бы она ни сделала, у него было неоспоримое преимущество. Поэтому она просто повела своего коня по тропе, зная, что теперь ей его не догнать.

Жоссеран поник, склонившись к холке своего коня, кровь стекала по его лицу из нового пореза на голове, свежая кровь капала с кончиков его пальцев, где снова открылась рана на плече. Его так трясло, что зубы стучали, он промок от ледяных вод озера. Его конь тоже был в крови, и от его боков поднимался пар.

Он провел пони сквозь живой коридор, который татары образовали на равнине, прямо к входу в юрту Кайду. Тишина была мертвой и полной.

Кайду был бледен от потрясения. Его дочь никогда прежде не проигрывала. Теперь ее победил тот единственный мужчина, за которого ей было невозможно выйти замуж. Ее крошечная фигурка виднелась еще в двухстах шагах на равнине.

Жоссеран бросил тушу козы к ногам Кайду.

— Гонка моя, — сказал он.

Кайду кивнул своим телохранителям. Они стащили Жоссерана с коня.

— Ты не можешь жениться на моей дочери, — сказал Кайду. Он повернулся к своим воинам. — Уведите его. Снова наденьте на него канг. Завтра он умрет.

И он ворвался обратно в свою юрту.

***

CXV

— У тебя был шанс сбежать. Почему ты им не воспользовался?

Он не ответил ей.

Они были одни в юрте, ветер бился о войлочные стены. Его голова была