Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

Эти плывущие по сточным канавам цветы, увядшие и размокшие, напомнили Канте и о неумолимом течении времени. Прошел уже месяц с тех пор, как было принято решение нанести удар по Халендии, чтобы попытаться захватить Элигора и раскрыть хранимую им тайну.

«А у нас еще столько всего не сделанного…»

По всему огромному городу Парус, Крыло и Щит вовсю готовили свои войска к предстоящей войне, стараясь не выдавать своих истинных намерений – все должно было выглядеть как обычные учения. Однако, несмотря на весь режим секретности, в северном королевстве наверняка уже возникли определенные подозрения.

– Мы на месте, – наконец объявил Рами, выпрямляясь в седле.

Привстав в стременах, Канте оглядел обстановку за развевающимся в голове процессии знаменем.

Впереди открылась широкая площадь, вымощенная булыжником, одна из самых крупных в этом затопленном уголке Кисалимри – достаточно большая, чтобы вместить тысячи людей. Выбросив из головы все посторонние мысли, Канте приготовился к тому, что вскоре должно было здесь произойти. Он уже пытался отговорить остальных от этой затеи, но к его мнению, как обычно, не прислушались.

Принц оглянулся на вереницу всадников и повозок, сосредоточившись на закрытом экипаже, запряженном двумя крепкими лошадьми – который на первый взгляд мало чем отличался от множества остальных. Только вот таился в нем один сюрприз, за которым сейчас присматривали Фрелль, Пратик и здоровяк-паладин Регар, чьи раны после покушения на Аалийю в прошлом месяце уже практически зажили.

Эта карета являла собой еще одну причину посещения пострадавшего от наводнения района, которая должна была до последнего момента оставаться тайной. Однако полностью скрыть эту тайну, как видно, так и не удалось.

Направляясь к площади, Канте то и дело слышал благоговейный шепот «Ил’лан Рас!», обращенный к той единственной, которая, как надеялись собравшиеся, скоро появится здесь и осияет их своим благословением.

К Просветленной Розе.

– Перестань пялиться, брат мой! – прошипел ему Рами. – Иначе ты все испортишь.

Канте чуть пришпорил коня, когда кортеж въехал на площадь. Вереница лошадей, людей и повозок чуть ли не полностью заняла это открытое пространство, вливаясь на него с громким стуком копыт и грохотом колес по булыжной мостовой. Процессия двинулась по кругу, в конце концов окружив передние кареты, а в первую очередь одну из них. Та остановилась перед высоким каменным помостом – древним сооружением, которое пережило наводнение, надежно заякорившись прямо на самой середине площади.

Рами и Канте подъехали поближе.

Знаменосец передал свое знамя паре рыцарей, стоявших на возвышении. Тот, что повыше, воткнул древко в просверленное в камне отверстие и отступил назад. Флаг гордо развернулся на ветру с залива, сияющего мерцающей синевой за рядами лавок и домов, выстроившихся вдоль берега.

Наконец дверца кареты открылась. Первым из нее выбрался Регар, склонив свою крупную фигуру. Затем он протянул руку к дверце, и из-за нее показалась стройная фигурка, облачение которой затмевало своим блеском наряды Рами и Канте, вместе взятых. Хотя в данный момент это пышное одеяние было скрыто под тонкой вуалью из серовато-серебристой ткани, укутывающей ее с головы до пят. И все же золото и серебро мерцали из-под этого покрова приглушенными бликами, обещая скорую радость и ликование.

Голоса собравшихся на площади зазвучали все громче и жарче: «Ил’лан Рас… Ил’лан Рас… Ил’лан Рас…» Регар повел свою подопечную вверх по ступеням, где та встала под знаменем.

Канте остался в седле, не желая как-то смазать впечатление от этого действа – хотя не то чтобы это ему удалось бы даже при всем желании. Он обвел взглядом толпу, которая на глазах увеличивалась. Люди роились уже даже на боковых улицах и в переулках, стекаясь со всех сторон по мере того, как весть о происходящем разлеталась все шире и шире. Вскоре сотни людей превратились в тысячи. Призывы к Аалийе становились все громче и сопровождались более пронзительными мольбами со множеством целований больших пальцев и протягиванием рук. Это лишь побуждало других делать то же самое – особенно когда с каменного возвышения милостиво поднялась тонкая рука, прикрытая полупрозрачной вуалью.

Крики, в которых звучали ожидание и надежда, уже разносились далеко за пределами площади. Повсюду в воздух поднимались воздетые к небу большие пальцы.

И тут на самом краю площади в воздух высоко взметнулась целая туча огненных стрел.

Рами, похоже, тоже это заметил и резко развернул коня в сторону угрозы.

Канте констатировал очевидное, ничуть не удивленный и оттого еще более несчастный:

– Ну вот, начинается…

* * *

Фрелль так и сжался, когда за стенками кареты послышались истошные крики. Придвинувшись к маленькому окошку, он выглянул наружу. Буря огненных стрел зависла прямо над помостом, поднимаясь со всех сторон площади.

Толпа, собравшаяся за пределами кольца имперских всадников и гвардейцев, в панике бросилась бежать, пытаясь покинуть площадь. Многие же просто пригнулись, оставаясь на месте – достаточно точно определив траекторию стрел, чтобы понять, что целились не в них.

И тут шквал пылающих стрел наконец обрушился на помост. Стальные наконечники искрили, отскакивая от камня. Древки разлетались на огненные щепки.

Пратик тоже сунулся к окошку, оттеснив Фрелля.

– Аалийя?

– Цела и невредима, – доложил тот. – По крайней мере, на данный момент.

При первых же признаках угрозы в воздух взлетели высоко поднятые щиты. Паладин Регар держал самый большой из них, прикрывая свою подопечную. Стрелы ударялись о сталь и рикошетом отскакивали в сторону.

– Я ведь всех предупреждал, что это глупая затея, – сказал Фрелль. – Мы подвергли Аалийю ненужному риску.

– На этом настояла сама императрица. Чтобы вселить в народ надежду, она решила, что…

Пратик инстинктивно пригнулся, поскольку на острие атаки оказался уже их собственный экипаж. Стрелы колотили по крыше, но ни одна не пробила сталь, которой эта обычная на вид карета была обшита изнутри.

– Нужно поскорей убрать Аалийю с площади, – прошипел Фрелль.

Это стало еще более ясно, когда со всех сторон донесся оглушительный рев. Огромная толпа вооруженных людей, человек триста или даже больше, хлынула на площадь с близлежащих улиц. Они проталкивались сквозь съежившуюся толпу низкорожденных, не обращая внимания на тех, кто преклонил колени в знак покорности, и направляясь к помосту. Нападавшие закутались в плащи и закрыли лица; на некоторых были кольчуги или панцири, на других – просто дубленая кожа или грубая ткань. Хотя у всех на рукавах красовались повязки с изображением пары черных мечей, перекрещенных поверх золотых крыльев.

Символ принца-предателя Мариша.

Налетчики врезались в кольцо всадников и гвардейцев, орудуя мечами, молотами, копьями и секирами. Площадь наполнилась звоном стали, стуком копыт, яростными воплями и мучительными стонами раненых. Грохот оглушал, но продолжался недолго.