Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

«Нашему ребенку…»

Микейн взял ее за руку, пока Оркан и Врит готовились вырезать младенца из материнской утробы. Второй Ифлелен, чье имя Микейн так и не удосужился узнать, прижимал к ее раздутому животу воронку какого-то непонятного инструмента.

– Сердцебиение по-прежнему сильное, – сообщил этот человек, иссохшие черты лица которого были затенены серым капюшоном рясы. – Однако частота его неуклонно снижается.

– Тогда нам надо действовать быстро, – сказал Врит. Тяжесть его недоброго взгляда переместилась на Микейна. – Сир, по вашему приказу…

– Сделай это, – выдавил тот. – Да будет так.

Микейн сосредоточил свое внимание на их трудах, не желая упускать этот последний момент своего долгого бдения. Не в силах отвести взгляд, он смотрел, как острое лезвие вскрывает Миэллу. Розовая живая ткань, испещренная извивами темно-красных и темно-синих кровеносных сосудов, выпирала наружу, словно пытаясь вырваться из ее истерзанного тела. На этой обнажившейся плоти были сделаны новые надрезы, и кровь ручьями хлынула на пол.

Микейн еще крепче сжал руку Миэллы, ломая кости, которые стали тонкими и хрупкими, как у птицы.

– Прости, – пробормотал он, имея в виду вовсе не сокрушенные пальцы.

Возня над ее животом становилась все более лихорадочной. Микейн потерял из виду происходящее там, когда Врит и Оркан оба склонились над Миэллой. Наконец Оркан выпрямился и отшатнулся, держа в руках какой-то мокрый окровавленный комок, с которого безвольно свисали крошечные конечности – слишком уж синие, на взгляд Микейна.

– Надо вернуть ему дыхание! – бросил Оркан, устремляясь из-за занавески к столику, ожидающему в стороне.

Микейн обратил внимание, как именно выразился целитель. «Вернуть ему дыхание…»

Еще один наследник мужского пола…

Микейн двинулся было за ним. Врит убедил его остаться на месте.

– Ваша королева покидает нас, Ваше Величие – если вы хотите попрощаться. Возможно, она услышит вас, когда скинет удерживающие ее путы.

Микейн все еще сжимал руку Миэллы, словно привязанный к ней.

Торин шагнул вслед за Орканом, который уже скрылся за занавеской.

– Я позабочусь о ребенке вместо вас.

Микейн кивнул, вновь вернув все свое внимание Миэлле. Ее легкие теперь лишь слабо трепетали. Сердце билось неровно, с длинными перерывами. Он опустился на колени и поднес к губам ее сломанную руку.

– Спасибо тебе, любовь моя… – прошептал Микейн. – Все узнают о твоей храбрости, твоей силе, твоем самопожертвовании. Я клянусь тебе в этом.

Он прижался лбом к ее запястью, слушая, как стихает ее хриплое дыхание. А потом почувствовал, как ее пальцы последний раз задрожали и замерли. Микейн оставался на коленях достаточно долго, чтобы пробормотать заупокойную молитву, обращенную к Матери Снизу. Затем он встал и опустил взгляд на сердце, которое любило его, понимало его, принимало его целиком. Этот мягкий розовый комок теперь лежал у нее в груди совершенно неподвижно и тихо.

В отличие от кое-кого другого…

Резкий сердитый вопль, чуть хрипловатый и пронзительный, донесся из-за занавесок.

– Мой сын… – Микейн опять поднял руку Миэллы и поцеловал ее в последний раз. – Наш сын!

Потом он осторожно опустил ее руку и спрятал под покрывало, накинутое на то, что осталось от тела королевы, и скрывающее его позор от посторонних глаз. Хотя Микейн знал, что чувство вины навсегда останется с ним. Единственным бальзамом, способным облегчить его горе, был этот задыхающийся сердитый крик.

К этому времени Врит уже ускользнул. Из-за занавесок до Микейна донесся его голос, звучащий все более жарко, а затем – раздраженный ответ Оркана. Что-то пошло не так…

Микейн вырвался из-за полога, оттолкнув в сторону одного из Ифлеленов. Врит и Оркан склонялись над тазом, стоящим на столе. Целитель держал в руках окровавленное полотенце, которым, судя по всему, только что вытирал младенца.

Торин стоял в стороне, болезненно прищурившись. Заметив Микейна, капитан широкими шагами направился к нему навстречу.

– Сир, ваш ребенок жив, хотя и не без изъяна.

Микейн сделал вдох и задержал его.

«Изъяна?»

Зная, что это слово может подразумевать целое множество всяких бед, король приблизился к двум мужчинам, стоявшим по бокам от таза.

– Ну, что тут? – выдохнул он.

Оркан поднял перед собой ладони, явно отводя от себя все обвинения.

– Этот ребенок… ваш сын… страдает от недугов, кои, скорей всего, не позволят ему выжить. – Голос целителя упал до шепота. – А может, это и к лучшему, что он не выживет…

Микейн оттолкнул обоих в сторону, после чего схватился за край стола, чтобы удержаться на ногах – и хорошо, что принял эту меру предосторожности. Голенький младенец, все еще мокрый и перепачканный кровью, затих, но его крошечная грудка уже трепетала, готовясь к новому воплю. На Микейна смотрел только один глаз, слабо светясь голубизной сквозь прищуренные веки. Другой напрочь затерялся в перепутанном клубке плоти, закрывшем половину крошечного личика, которая словно расплавилась, да так и застыла, напрочь поглотив второй глаз.

Микейн лишь судорожно сглотнул при виде этого издевательского повторения его собственного уродства. Он все силился понять, неспособный даже просто поверить собственным глазам.

«Это такая кара богов?»

Однако это был не единственный изъян младенца.

В то время как его правая ручка выглядела пухленькой и крепкой, левая представляла собой коротенький обрубок, который заканчивался кистью, больше похожей на плавник. Микейн вспомнил, как прошлой зимой его меч отсек левую руку брата.

«Это тоже упрек богов, возмездие за тот мой поступок?»

Неловко попятившись, Микейн заметил изгиб позвоночника младенца и перекрученную ножку, похожую на свилеватый древесный сучок, и невольно задумался, какие прошлые преступления они представляют. Рука его сама собой упала на кинжал в ножнах, висящий у него на поясе. Слова целителя – касательно вероятности выживания ребенка – врезались ему в самые кости.

«А может, это и к лучшему, что он не выживет…»

Другой рукой прикрыв рот, Микейн бросил взгляд на занавешенную нишу, уже достаточно далеко отойдя от этого ужаса, чтобы проникнуть туда взглядом и увидеть нечто большее, чем покрывало, наброшенное на останки его королевы.

Торин подошел к нему, накрыв своей огромной ладонью руку Микейна, дрожащую на рукояти кинжала.

– Позвольте мне взять на себя эту печальную обязанность, Ваше Величие. Ни один отец не должен делать то, что сейчас должно быть сделано.

Микейн оттолкнул его. Все его тело судорожно содрогнулось, подтверждая то, что он выкрикнул на всю комнату:

– Нет!

Шатаясь, вернулся к столу, к тазу, к своему сыну – чтобы встретить лицом к лицу грехи, превратившие это маленькое тельце в символ его вины. Вытащил кинжал из ножен. Опершись одной рукой о стол, приставил острие клинка к этой крошечной груди.

«Один толчок, и я смогу положить конец этому позору…»

И все же поймал