Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

других религиозных систем) обычно превращается в ритуальное поклонение, отделенное от мирских сторон жизни. Однако при добровольном участии в героическом процессе – мужественном противостоянии неизвестному – поклонение уступает место подлинному отождествлению. То есть истинно верующий поднимается над преклонением перед догмой и становится духовным воплощением героя во всех аспектах повседневной жизни.

Это легко сказать, но очень сложно понять или сделать. Не так-то просто превратить надличностный миф о герое в шаблон действий и представлений в уникальных условиях жизни конкретного человека. К тому же несколько высокомерно считать себя достаточно сильным и достойным для отождествления с героем. Тем не менее мы способны на большее, чем кажется на первый взгляд, а недисциплинированные люди, которые не смогли реализовать свой потенциал, создают крупные неприятности. Часто непривлекательная личность нациста характеризуется меткой фразой Ханны Арендт[531]: он олицетворяет «банальность зла», а точнее, зло банальности. Наши мелкие слабости накапливаются, множатся и становятся великим злом государства. Технологический прогресс умножает опасность, которую мы представляем, – и последствия нашей добровольной глупости. Становится очевидным, что современным людям нужно исправлять себя, а не других и при этом ясно осознавать, что это значит.

Суть отождествления с героем можно понять гораздо лучше, изучив историю алхимии (что стало делом жизни Карла Юнга). Эту науку считают предшественницей современной химии. На самом же деле долгие двадцать столетий ее последователи постигали искусство превращения вещества. Алхимическая материя, однако, не стала предметом более поздних исследований – и это вполне логично, поскольку древние алхимики не располагали опытом и инструментами современной науки. Субстанция, которую они изучали, более походила на Дао (то, что порождает или наполняет поток бытия), на информацию, скрытую в неисследованных местах, или на неизвестное как таковое (что-то вроде матрицы или утробы бытия). Исследование этой загадочной материи изменило сознание алхимиков. Они стали считать ее чем-то вроде философского камня: субстанцией, которая могла превратить первичную материю в духовное золото – в нечто, обладающее вечной, прочной и неразрушимой природой камня. С наступлением эпохи христианства алхимики все чаще ассоциировали ее с Иисусом Христом – краеугольным камнем, «который отвергли строители» (Пс. 117:22), действующей силой добровольного преобразования, превращающей падший мир в Рай.

Поздние алхимики утверждали, что человек, полностью покоривший дух неизвестного, становился равным Христу. Юнг упростил перегруженный образами мифологический язык и воплотил их труды во что-то более понятное – но еще не понятое. Повергающая в трепет суть этого способа мышления такова: не лгите, особенно самому себе, чтобы не нарушить процесс, который дает вам силы вынести трагедию окружающего мира. В своей слабости – из-за последствий лжи – вы станете жестокими, высокомерными и мстительными. Затем вы превратитесь в бессознательного посланца сил разрушения и будете служить им, приближая конец всего сущего.

Творческая болезнь и Герой

I.N.R.I. – Igni Natura Renovatur Integra[532]

Героизм – это третий способ адаптации, альтернатива декадентству и фашизму. Он встречается нечасто, потому что требует добровольного принесения в жертву убеждений группы и бессрочного принятия последующего психологического хаоса, сопутствующего (повторному) соприкосновению с неизвестным. Тем не менее это творческий путь, который ведет к новым открытиям и преобразованиям, оживляющим культуру. Примеряя роль героя, творческий деятель выходит за пределы защитного анклава истории (или даже противопоставляет себя ему) и подвергается повторному воздействию ужасного неизвестного. Это порождает смертельный страх, но также вдохновляет и позволяет совершить преобразование и продвинуться вперед. Именно распад и высвобождение смысла (предшествующие его восстановлению) – события, неизбежно сопутствующие героическому процессу, – порождают явления, из-за которых гения зачастую считают безумцем. Однако здесь есть существенное и важное отличие: гений – это счастливый герой, который добровольно, по своему выбору сталкивается с неизвестным, то есть с неожиданными последствиями неудачного приспособления к определенным обстоятельствам. Несчастному безумцу, напротив, удалось сбежать от плотоядной новизны, от того, что процветает и растет от намеренного невнимания – от чего-то, что в конце концов поглотит его. Гений распадается на части, наполняется неопределенным смыслом, возрождается, а затем разрушает и заново выстраивает социальный мир. Безумец же погружается в пучину и растворяется в ней.

Именно способность добровольно смотреть в лицо неизвестному и соответствующим образом менять убеждения, которые использовались для адаптации в прошлом, составляет вечный дух человека, созидающее Слово. Существование и природа этого духа с незапамятных времен получили должное признание в западной (и восточной) философии и религии. Выдающийся теолог Рейнхольд Нибур утверждает:

Платон и Аристотель считали, что ум разительно отличается от тела. Это объединяющий и упорядочивающий принцип – инструмент логоса, который вносит гармонию в жизнь души, поскольку логос созидает и формирует мир. Греческие теории по метафизике, естественно, являются определяющими для учения о человеке. Современники Парменида, с одной стороны, предполагали тождество бытия и разума, а с другой – считали, что разум действует на некую бесформенную или не сформировавшуюся субстанцию, которую невозможно до конца познать. В понимании Аристотеля материя есть «остаток, нечто не существующее само по себе, непознанное, чуждое разуму, остающееся после определения вещи как формы и понятия. Нельзя сказать, что это несуществующее есть, нельзя также сказать, что его нет. Оно еще не есть и обретает реальность, лишь когда получает некое осмысленное определение»[533][534].

Внутреннее родство духа с Творцом было абстрактно и подробно осмыслено в ходе развития иудеохристианской мысли: природа человека наиболее глубоко раскрывается в его связи с Богом (он создан по его образу и подобию), а не с точки зрения познавательных способностей или места под солнцем. Сущность этого «духа, отождествленного с Богом», есть вечная способность творить и преобразовывать. Нибур отмечает, что:

…Отступая назад на неопределенный срок, человеческий дух может постоянно находиться вне себя… Люди знают мир лишь настолько, насколько они могут его постичь, а это значит, что они не способны понять себя, если не выйдут за пределы себя и мира[535].

Как мы уже выяснили ранее, способность бесконечно выходить за некие пределы, то есть умение абстрагироваться, представлять абстракцию, а затем абстрагироваться от представления и так далее бесчисленное количество раз не приходит просто так. Мы с легкостью строим и разрушаем этот карточный домик; более того, наша склонность к злу неразрывно связана с уникальной способностью преодолевать границы.

Отвлеченное мышление вообще и общее понимание нравственности в частности – это игра во «что, если…» Затеяв игру, нужно установить, определить и затем изменить ее исходные предпосылки. Сначала формируются правила – они должны быть усвоены до того, как можно будет что-либо изменить по ходу процесса. Далее (по крайней мере, на последних