Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов

резистентные к внешним воздействиям и зависимые от них. И те и другие генетически детерминированы, поскольку гены имеют двойную функцию – матричную, которая передается, но не регулируется, и транскрипционную, регулируемую под влиянием средовых факторов.)

Чтобы подчеркнуть универсальный смысл преадаптивного феномена «обнадеживающих уродов», прибегнем к аналогиям с «выродками» в социально-фантастических утопиях Аркадия и Бориса Стругацких, с трикстерами в карнавальной и смеховой культуре, поведение которых отличается от адаптивного, конформистского поведения большинства и символизирует зарождение новых, не общих путей развития. И как тут не вспомнить примерно такое высказывание из книги замечательных фантастов: «Ты немножко мутант, но ты хороший парень».

Конструктивизм, познание и энергообеспечение

Одно из направлений макроэволюционного процесса – возрастающая автономизация живых систем, то есть рост их независимости от непосредственных влияний среды обитания[10].

В приложении к отдельным организмам эта идея, выдвинутая Иваном Ивановичем Шмальгаузеном в 1930-е годы[11], была развита в рамках конструктивизма – междисциплинарного направления методологии наук, сложившегося на стыке естествознания, кибернетики и гуманитарных наук.

Термином «конструктивизм» подчеркивается сама суть этого направления: любое представление о действительности не отражает механически реальный мир, а является конструкцией того, кто эту действительность открывает и исследует. Ведь все живые организмы существуют только при условии постоянного притока вещества и энергии из окружающей среды, и этот приток, заметьте, они сами регулируют и активно удерживают собственную упорядоченность в заданных границах гомеостаза.

На новый же уровень независимости живые существа поднимаются лишь благодаря способности к познанию, которое не отменяет энергетического обеспечения их жизни, а переводит его в ранг «сервиса» жизни. Подчиняясь главным образом собственным законам, когнитивная система не ограничена определенными рамками гомеостаза.

Она может обретать бесчисленное количество состояний, создавая не только представления о физических объектах, но и представления о смыслах и значениях, то есть о том, чему нет аналогов во внешнем мире и что может быть отражено только в символической форме.

Еще в первой половине прошлого века великий физиолог-эволюционист Леон Абгарович Орбели утверждал, что эволюция высшей нервной деятельности связана с нарастанием пластичности, гибкости и, особо подчеркну, развитием символизации.

По утверждению нейробиолога Герхарда Рота, «[когнитивность] конституирует совершенно новую область бытия тем, что генерирует <…> процессы самоописания, которые принципиально не встречаются в физико-химическом мире <…>. Это становится причиной того, что то, что мы называем "законами природы", не имеет силы в отношении восприятия и мышления».

Во избежание крайностей уточню: «законы природы» не отменяются, а дополняются и преобразуются закономерностями, которые становятся главенствующими и уже не могут быть сведены до энергетического уровня.

Со-действие как единица социальности

Что же делает «жизнь сообща» относительно независимой от физической среды и тем самым поднимает ее на качественно иной уровень? По-видимому, на эту роль претендует переход от коопераций, определяемых условиями внешней среды, к собственно социальным взаимодействиям.

Определение и объяснение функционирования любого социума – забота социологии. Определить, что такое социальная система, означает найти отличительную черту всех социальных систем, независимо от их разновидности. Взгляд на понимание этих отношений с течением времени менялся.

Небезызвестный Макс Вебер предложил элементарной единицей социальной жизни – ее «атомом» – считать социальное действие, то есть действие, которое по смыслу соотносится с действиями других и ориентируется на них. Позже Толкотт Парсонс, классик теории социальных действий, продолжая линию Вебера, стал рассматривать в качестве элемента, упорядочивающего социальные отношения, только нормативные социальные действия. В его определении социальная система – это устойчивые комплексы норм, регулирующие поведение и преобразующие его в систему ролей и статусов.

Никлас Луман был учеником, но, как это бывает с талантливыми людьми, не последователем Толкотта Парсонса. Его теория социальных систем была создана на основе междисциплинарного подхода: ее стимулировали прежде всего термодинамика, биология целостного организма, нейрофизиология, теория информации и кибернетика. В отличие от своих предшественников, Луман полагает, что «связующим паттерном» любой социальной системы являются не действия отдельных индивидов, а их коммуникации, которые, в отличие от действий, не разлагаются на отдельные компоненты, а представляют собой неразрывное единство информации, сообщения и понимания[12].

Луман делает вывод, который роднит его теорию с идеями мастеров понимания целостности в психологии – классиками гештальтпсихологии: коммуникации – это эмерджентное свойство социальной системы, не сводимое к действиям ее частей и присущее только системе в целом. Термином «эмерджентность» (от англ. emergent – неожиданно появляющийся) подчеркивается скачкообразное возникновение новой целостности, свойства которой отсутствуют у ее составляющих.

А что же из всего этого следует? Следует то, что с переходом к социальности «жизнь сообща» обогащается новым содержанием: главенствующей формой жизни становится не энергетический обмен, а со-действие, коммуникации как обмен смыслами.

Метафора родословной

Социальность обычно определяют как систему отношений, складывающихся в процессе совместной жизни и деятельности людей. Потому и анализ ее изменений обычно ограничивается человеческим миром. Однако и появление самого феномена «социальности», и историческая динамика его развития – все это результаты возрастания сложности более широкого явления, для которого я и воспользовался формулой «жизнь сообща».

В биогенезе – биологической эволюции, социогенезе – социальной эволюции общества, в персоногенезе – жизненном пути отдельного человека – проблема «жизни сообща» описывается в самых разных терминологических обличиях:

● кооперация (Петр Кропоткин и ряд исследователей второй половины ХХ века);

● симбиоз и ассамбляж (Жиль Делёз, Мануэль Деланда);

● коммуникация (Никлас Луман);

● диалог (Михаил Бахтин);

● соучастие (Мартин Бубер);

● со-действие – исходная единица развития личности ребенка (Александр Запорожец).

Но в каких бы проекциях «жизнь сообща» ни описывалась разными исследователями, именно родословная «жизни сообща» увеличивает возможности, степени свободы развивающихся систем.

Используемая метафора родословной и призвана подчеркнуть, что, рассматривая эволюцию, имеет смысл говорить не об одной определенной линии, а о некотором многомерном «эволюционном поле», образованном комплексом взаимосвязанных факторов. Особенно мне близок образ Хорхе Луиса Борхеса «Сад расходящихся тропок».

Исследование эволюции «жизни сообща» расширяет проблемную область понимания социального, поскольку помимо отношений людей охватывает групповое поведение животных, изучаемое социобиологией и этологией[13], а также связи, в которые вовлечены не только индивиды, но и миры культуры (воспользуюсь ключевым понятием Льва Выготского), опосредствующие отношения между индивидами.

Замечу, что сочетание сходств и различий – это необходимое условие коммуникаций, но их роль в этом процессе весьма различна.

Взаимодействие с Другим возможно тогда и только тогда, когда в отношении определенного предмета коммуникаций существует частичная область согласования, то есть область, в которой одним и тем же сигналам приписываются одни и те же смыслы. «Сообщения перестают быть сообщениями, если их никто не может прочитать».

У подавляющего большинства видов животных главной задачей коммуникаций являются адекватные контакты, связанные с репродукцией и направленные