Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов

Я занимаю позицию эволюционного оптимиста и отвечаю: «Могут!» Чтобы убедиться в этом, кратко упомяну жизненные истории, биографии наших учителей, с голосами которых мы (при всем спорном отношении в чем-то к каждому из них) не можем не считаться.

Кем был Зигмунд Фрейд? Врачом, психиатром, неврологом, философом, антропологом, теоретиком, практиком… ряд можно было бы продолжить. Все эти профессиональные «я» в ходе жизненного пути Зигмунда Фрейда спорили друг с другом, понимали и опровергали друг друга, но при этом существовали в биографии одной уникальной личности.

Кем был Мишель Фуко, без чьих исследований немыслимо, на мой взгляд, обрести культуру мышления в археологии, в психологии, в психотерапии и в психиатрии? Напомню лишь, что Фуко в самом начале своего профессионального пути искал себя в области психологии, а разочаровавшись в ней, стал пробовать себя в иных ипостасях. Стоит ли напоминать о творческой биографии Льва Выготского, которая с особенной очевидностью не умещается в рамках филологии, психологии или дефектологии? А кем был один из моих учителей Александр Романович Лурия? Психоаналитиком, психологом, нейропсихологом, нейролингвистом… И тем, и другим, и всем вместе, словно символизируя своей жизнью идеи полифонии сознания Михаила Бахтина.

Все эти жизнеописания свидетельствуют, что между психотерапией, психологией и другими сферами человекознания и возможен, и неизбежен конструктивный диалог – даже в пространстве жизни одного человека.

Поэтому вопреки скептикам предполагаю, что наша попытка понимания друг друга, рефлексии различных языков друг друга имеет достаточные шансы на успех.

Гипотеза о трех научных стилях

Я выскажу такую гипотезу. Эволюция научного познания движется в логике трех подходов, которые не отрицают один другого, но их значимость постепенно сдвигается от первого к третьему.

Первый подход – привычный для классической науки мир научных парадигм как замкнутых коллективных установок мышления (такие подходы исследовал, например, Томас Кун в книге «Структура научных революций»); я бы их характеризовал как «статичное в статичном». Второй подход – мир научно-исследовательских программ, где статика «улавливается», уже сочетается с динамикой. И третий научный подход, все более значимый – мир поворотов, мир скачков познания, внезапных решений, возникающих благодаря сочетанию результатов в разных, иногда считавшихся весьма далекими друг от друга областях.

Психолог каждый раз не просто исследует реальность, он расширяет реальность и пересоздает ее.

Я думаю, что психологические школы и программы, связанные с решительными поворотами, – это не просто познавательные стратегии, исследовательские аналитики. Здесь уже действует принцип квантовой физики, утверждающий, что исследование реальности неизбежно должно учитывать свое вмешательство в реальность. Так и в гуманитарной сфере, особенно в психологии, новые стратегии познания неизбежно становятся или конструктивными, или деструктивными для самой жизни.

В наш век каждая психологическая школа нарабатывает альтернативные образы мира, каждая из них ищет и распознает будущее.

Научные смыслы на «ненаучном» языке

И еще одна крамольная мысль.

Не собираюсь принижать рациональный стиль мышления, доминирующий в точных науках и науках о жизни; но все же полагаю, что самоограничение требованиями «научности», «языка научности» затрудняет наведение мостов между так называемыми нечеткими, слабо поддающимися жесткой алгоритмизации сферами познания.

Я думаю, что позитивистский стиль мышления в нашей работе обязательно должен дополняться тем стилем мышления, который известный российский историк культуры Елеазар Моисеевич Мелетинский обозначил как мифопоэтический.

Ценность метафоры как культурного средства трансляции смысла ярко раскрывает, например, и современный гуманитарный исследователь-историк Франклин Анкерсмит в книге «История и тропология: взлет и падение метафоры»[16]. Мой учитель, советский психолог Алексей Леонтьев говорил, что наука от искусства отличается тем, что она передает холодное равнодушие значений, а искусство – это трансляция личностных смыслов, того, что значит мир лично для меня. И задача писателя, поэта, художника, музыканта – преодолеть холод и равнодушие значений и передать смыслы, себя, сделать личностный вклад в другого.

Когда-то с писателем Леонидом Жуховицким мы пытались создавать такие группы, в которых люди объединялись бы по родству ценностей, родству мотивов и, главное, родству душ. Эти пространства замечательный психолог, блистательный Адольф Хараш называл «пространства открытого общения». Когда общение происходит не на уровне значений, не шаблонами, не сгустками информации, а на уровне «личностных смыслов».

Вспоминается о том, как в 1960-е годы писатели, борющиеся с равнодушием системы к человеческим страданиям, объединились вокруг журнала «Новый мир». Они задали в общественном пространстве другой уровень разговора о современных проблемах самосознания людей и развития человека и тем самым во многом наметили новые горизонты будущего для нашей страны.

Сочтемся смыслами

Иногда выходишь на сцену, а в сознании мелькают первые строки из пастернаковского «Гамлета»: «Гул затих. Я вышел на подмостки…»

Мы выходим на подмостки, чтобы попытаться уловить смыслы, объединяющие нас с аудиторией. Мы выходим на подмостки, чтобы продолжать заниматься тем, что веками ищет наша любимая наука – и ищет, и предостерегает. А издавна психология занята тем, что ищет свой дом для души.

Все больше понимаешь, наблюдая эволюцию нашей науки, что не может быть одного дома для души, что необходимо создать пространство, в котором многие дома для души живут, не выступая друг против друга, не превращаясь в крепости.

Отличную строку написал когда-то Владимир Маяковский: «Сочтемся славою – ведь мы свои же люди».

И сегодняшние любимые мной слова, обращенные к коллегам-психологам, очень близки: «Сочтемся смыслами».

Перефразирую мысль Мартина Бубера. Когда человек предстанет перед Богом, Бог его не спросит, почему он не был Выготским, Бог его не спросит, почему он не был Эйнштейном. Он спросит: «А почему ты не был самим собой? Почему ты не внес свою уникальность в разнообразие мира?»

Каждый раз, когда мы – или наши научные школы – сочетаемся смыслами по великому принципу дополнительности, мы расширяем собственные миры и строим разнообразие. И поэтому, когда мир нас спрашивает о смыслах, мы четко понимаем, что действует принцип Николая Александровича Бернштейна «повторения без повторений». Все мы на определенном этапе профессионального развития любим либо Л. С. Выготского, либо А. Адлера, либо В. Франкла, либо З. Фрейда, но, повторяя без повторений, мы становимся самими собой и несем свой неповторимый смысл, сочетаясь смыслами друг с другом.

О психологии личности: три части формулы

Завершу эту главу акцентом на главном «узком» направлении собственной исследовательской работы – на психологии личности.

В ее основе лежат историко-эволюционный и деятельностный подходы, восходящие к работам Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева.

Хорошо известна моя любимая формула:

Индивидом рождаются.

Личностью становятся.