Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

виде упорядоченной, устойчивой или жесткой субстанции. Первая стадия любого нравственного преображения (к которому стремился алхимик) – это трагическое разрушение предыдущего состояния. Распад prima materia аналогичен разрыву внутренней связи алхимика с обществом из-за стремления исследовать неизвестное:

Химическое разложение сравнимо с трудами философов: как последние погружаются в исследование, чтобы обрести мудрость, так и естественные вещи разлагаются, чтобы очиститься. С этим сравнивается философское знание…[618]

Чтобы понять природу предыдущего состояния алхимика, его символическое отождествление с первичной материей и последствия распада, надо изучить особенности средневекового мировоззрения.

Для представителей той эпохи исследование материи было абсолютно еретическим действием. Одно лишь предположение, что неизвестное еще существует и потому его нужно изучить, угрожало непререкаемому авторитету христианских догматов, сформулированных Отцами Церкви в ходе истории. Выражая сомнение в этих аксиомах, алхимик лишался защиты своего культурного канона в психологическом смысле и покидал лоно церкви в реальном мире. Таким образом, исследование материи и ее трансформаций было чрезвычайно опасным предприятием с точки зрения душевной гармонии и социального благополучия. Наказание за еретические действия было ужасным – невыносимые пытки и отлучение от церкви. Потенциальные психические последствия были не менее пугающими.

Начиная исследование, алхимик оказывался вне защитного анклава конформизма. Он соприкасался с аспектами опыта, которые, согласно мировоззрению его времени, считались демоническими. Едва ли можно себе представить, сколько страхов порождало такое предприятие в умах тех, кто на него решался (хотя те же опасения возникают в сознании современного человека, которому угрожают революционные идеи). Предпосылкой или непосредственным следствием алхимического поиска неизвестного в стремлении достичь совершенства был отказ от внутренних убеждений и господствующего общественного мировоззрения или крушение привычных истин. Изучение материи в поисках идеала означало исследование самого́ зла и разложение в погоне за ценностью. Адепт, совершающий эти действия, уже поверил в то, что он неполноценен и нуждается в спасении, иначе он никогда не осмелился бы нарушить церковные запреты. Он так же жаждал получить искупление и обрести совершенство, как и испорченная первичная материя, что еще больше усиливало бессознательную связь между алхимиком и его материалом.

Король порядка

В отсутствие эмпирической методологии алхимик мог исследовать превращения материи только с помощью воображения. Поэтому полученные результаты трактовались в соответствии с мифом о пути – первичным архетипическим воплощением богатой фантазии. Алхимики работали в одиночестве. Месяцами и годами они сосредоточивались на своих опытах, и в это время ничто не ограничивало их воображение. Как только они набирались смелости признать свою непросвещенность и несостоятельность, их исследования материи принимали форму контакта с неизвестным. Признание личного невежества бросает вызов культурному канону (с которым отождествляет себя человек) и готовит почву для символического нравственного перерождения. Алхимик пытался понять природу физического разложения и найти метод, с помощью которого его можно было бы преодолеть. Догматы христианства утверждали, что Страсти Христовы окончательно искупили грехи мира, но алхимик ясно видел, что все материальное, включая его самого, оставалось, в сущности, несовершенным. Это было равносильно признанию неполноценности христианской догмы, представленной авторитарной Церковью – и, следовательно, живущей в сознании человека. Этот изъян, проявлявшийся как абсолютная власть, порождал тиранию, которую следовало устранить до создания нового знания. Свойство первичной материи, которое прежде всего нуждалось в искуплении, было, следовательно, ее патриархально-тираническим аспектом (ее «сыном»), который в воображении представал в образе Великого Отца – Короля или его символического эквивалента. Юнг пишет:

Осознающий разум зачастую знает очень мало или вообще ничего о своей трансформации и ничего и не хочет знать. Чем он автократичнее и чем сильнее его убежденность в вечной незыблемости своих истин, тем больше он с ними отождествляется. Так, царская власть Солнца, которая является природным феноменом, переходит к земному царю, который персонифицирует господствующую идею и поэтому должен разделить ее судьбу. В феноменальном мире господствует Гераклитов закон вечной перемены, panta ret, и похоже на то, что меняться должны все истинные вещи, и только те, которые изменяются, остаются истинными…

В этой алхимической картине мы легко можем узнать проекцию процесса трансформации: старение психической доминанты доказывает тот факт, что она все в меньшей и меньшей степени выражает психическую совокупность. Можно также сказать, что психе больше не чувствует, что она полностью содержится в доминанте, вследствие чего доминанта теряет свое очарование и больше не удерживает психе так цепко, как раньше. С другой стороны, ее содержимое и смысл уже понимаются неправильно, а если и понимаются верно, то перестают трогать сердце. Sentiment d’incompletude такого рода порождает компенсирующую реакцию, которая привлекает другие области психе и их содержимое, чтобы было чем заполнить брешь. Как правило, это бессознательный процесс, который всегда начинается в тот момент, когда установка и ориентация осознающего разума оказываются неадекватными. Я подчеркиваю этот момент, поскольку осознающий разум – плохой судья в вопросе собственной ситуации и зачастую упорно продолжает пребывать в иллюзии, что как раз его установка является верной и не срабатывает только потому, что ей мешают какие-то внешние силы. Если бы сны были проанализированы, то вскоре стало бы ясно, почему установки сознания оказались нереальными. И если, наконец, появляются невротические симптомы, тогда установка сознания, его господствующая идея, сталкивается с сопротивлением, и в бессознательном начинают пробуждаться архетипы, которые больше всего подавлялись установкой сознания. Тогда терапевт может сделать только одно – свести эго с его противником и тем самым вызвать процесс плавки и переплавки.

В алхимическом мифе о царе эта конфронтация выражается как столкновение мужчины духовного отца-мира, управляемого Царем-Солнцем, с женщиной – хтонической матерью-миром, символизируемым aqua permanens или хаосом[619].

Символическое разложение Короля отождествляется с химическим процессом растворения и распада: твердое вещество или соединение (первичная материя) погружалось в растворяющую среду или разрушалось и возвращалось в землю. Твердая субстанция, Король, представляла собой мифическое ядро исторически сложившейся иерархии действий и представлений, с которыми ранее отождествлялся алхимик и которые следовало отбросить или оспорить, прежде чем всерьез приступить к исследованию материи/неизвестного. Разрушение культурно обоснованной патриархальной системы обычно символически изображается как смерть старого (бесплодного, больного) короля, которая обязательно должна произойти, когда земля теряет плодородие. Эта жертва, когда-то бывшая обрядом, означает отказ от опоры на определенную модель поведенческой адаптации и представлений, а также возможность повторного внедрения новых теорий (или даже нового образа мышления), если привычному приспособлению угрожает аномалия[620]. Во время многовекового процветания алхимии Король – олицетворение культуры – имел множество воплощений. Орел, солнце, лев, небо, огонь, высота, дух – все это символизировало различные аспекты патриархальной системы как начального состояния первичной материи до ее распада. Такие образы появляются как нечто само