Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

Странствие

Алхимики считали, что совершенство – это единение всех борющихся противоположностей. Таким образом, заключительная стадия алхимической процедуры – воссоединение – достигалась через распознавание и определение всего разнообразия душевных качеств, противостоящих друг другу в чреве уробороса:

Что тогда означают утверждения алхимиков об их таинственной субстанции с психологической точки зрения? Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вспомнить рабочую гипотезу, которую мы использовали при толковании сновидений: образы из сновидений и спонтанные фантазии являются символами, то есть наилучшими из всех возможных формулировок все еще неизвестных или неосознанных фактов, которые, как правило, компенсируют содержимое сознания или осознанную установку. Если мы применим это базовое правило к алхимической таинственной субстанции, то придем к заключению, что ее наиболее сомнительное качество, а именно ее единство и уникальность – она является и камнем, и лекарством, и сосудом, и процедурой, и состоянием, – предполагает разъединенность сознания. Поскольку тот, кто един, не нуждается в единстве как в лекарстве, как, можем мы добавить, не нуждается в нем и тот, кто не осознает своей разъединенности, ибо для того, чтобы привести в действие архетип единства, требуется осознанное состояние беспокойства. Из этого мы можем сделать вывод, что более философски настроенными из алхимиков были те, кого не удовлетворял превалировавший в то время взгляд на мир, то есть христианский взгляд, хотя они и были убеждены в его истинности. В этом отношении мы не находим в классической греческой и латинской алхимической литературе никаких доказательств противоположного, а, наоборот, если речь идет о христианских трактатах, находим массу доказательств верности христианским убеждениям.

Поскольку христианство является прежде всего системой «спасения», к тому же основанной на Божьем «плане покаяния», а Бог является единством par excellence, то нужно задаться вопросом, почему алхимик по-прежнему ощущал свою разъединенность, или разлад с самим собой, если его вера вроде бы давала ему возможность для единства и единообразия. (Этот вопрос не утратил своей актуальности и сегодня, даже наоборот!)[626]

Это глобальное признание осмысливалось как путешествие по четырем сторонам света – странствие – или как знакомство со всеми особенностями бытия – безграничное расширение самопознания. Объединение противоборствующих побуждений в единую иерархию ценностей предполагает признание разнообразных (болезненных, неловких, трудноконтролируемых) желаний и заключение соглашения между ними. Это вполне подходит под определение потенциально спасительного расширения самосознания, ведь его ограничение, символически представленное в мифах о грехопадении, было причиной низвержения человека. Философы-алхимики, бесконечно размышлявшие о природе совершенства и сопутствующих ему процессах преобразования, пришли к выводу о том, что развитие самосознания может компенсировать изгнание из рая. Но чтобы выявить все противоречивые желания, нужно было сначала ясно осознать поистине трагическое положение человека, живущего под влиянием преступных, смертных слабостей, грехов и недостатков, и затем попытаться примириться с таким ограниченным существованием.

Несчастному, необразованному безумцу, создающему хаос везде, куда бы он ни пошел, бесконечно больно осознать это и понять, какой титанический труд ему придется совершить. Очень непросто прийти от обманчивого отождествления с привычным образом, маскирующим личность, к ясному пониманию подлинной (и несовершенной) индивидуальности. Такое прозрение достигается немалой ценой (не говоря о том, как непросто будет перейти от осознания к действию). С алхимической точки зрения человек, не получивший искупления, был похож на дикого, злобного зверя – свирепого волка, льва или голодного разбойника[627]. Обнаружение и узнавание в себе этого животного является необходимым условием преобразования. Эта мысль образно представлена на рисунке 64[628].

Рис. 64. Волк как первичная материя, пожирающий мертвого Короля

Пожирание мертвого Короля хищным исчадием ада, живущим в его собственной душе, очень похоже на признание Солженицыным личной ответственности за ГУЛАГ, в котором он находился. Типичного современного человека в такой же шок может повергнуть осознание того, что он ничем не отличается от нацистов. Варвары гитлеровской эпохи были нормальными людьми – такими же, как вы (и я). Проводя эту параллель, невозможно перестараться. Но «нормальный человек» не считает себя нацистом. Сложившиеся представления о себе обеспечивают ему иллюзорную безопасность (так же тюремные стены защищают заключенных от внешней угрозы). Но действия фашистов – то есть умышленные пытки невинных и наслаждение ими – не выходят за пределы возможностей нормальных людей (и, вероятно, не исчерпывают их). Человек – страшное оружие зла. Без ошеломляюще искреннего осознания этой темной силы невозможно основательно измениться к лучшему: научиться переносить и преодолевать тяготы жизни, не вырождаясь в бессознательное существо, жаждущее умножать боль и страдание. Юнг пишет:

Стоит заметить, что животное является символическим носителем самости [психической целостности]. Это предположение Майера подтверждается современными индивидами, которые и понятия не имеют об алхимии, в результате становится очевидным тот факт, что структура целостности существовала всегда, но была погребена в глубинах бессознательного, где ее всегда может снова найти тот, кто готов рискнуть своей головой ради обретения максимально высокого уровня сознания посредством максимально глубокого самопознания – «крепкого и горького напитка», как правило, подаваемого в аду. Трон Господа представляется достойной наградой за подобные испытания. Ибо самопознание – в полном смысле этого слова – это не однобокое интеллектуальное времяпрепровождение, а путешествие по четырем континентам, в ходе которого путник подвергается всем опасностям, которые только существуют на земле, в воде, в воздухе и в огне. Любой по-настоящему полный акт познания включает в себя четыре (или 360!) аспекта бытия. Ничто не может быть «оставлено без внимания». Когда Игнатий Лойола рекомендовал медитирующему «воображение посредством пяти чувств» и советовал ему подражать Христу, «используя свои чувства», он имел в виду наиболее полное «осознание» объекта созерцания. Помимо нравственных и прочих результатов медитации такого рода, главным ее результатом является тренировка сознания, способности к сосредоточению, внимания и ясности мышления. Соответствующие формы йоги дают такой же эффект. Но в противоположность этим традиционным формам осознания, когда медитирующий проецирует себя в какую-то заранее предписанную форму, самопознание по Майеру представляет собой проекцию в эмпирическую самость как таковую. Это не то «я», каким нам нравится воображать самих себя после того, как мы тщательно убрали с него все темные пятна, а реальное эмпирическое эго со всем, что оно делает, и со всем, что с ним происходит. Любому человеку хочется избавиться от этого неприятного спутника и именно поэтому на Востоке эго объясняется как иллюзия, а на Западе оно предлагается в качестве жертвы фигуре Христа.

Целью же мистического путешествия, напротив, является стремление понять