Антистрах. От тревоги к действию: твои инструменты для новой реальности - Василий Шуров

Мама всхлипнула, и это придало бабе Шуре уверенности. Она вошла в квартиру и, мельком глянув в кухню, тяжелой походкой пожилого человека прошаркала в комнату. Сдвинув брови, оглядела плачущую Лизу.

– Ну, давай рассказывай.

– Баб Шур, Афанасий умер. – Мать подняла на соседку глаза. И улыбнулась.

* * *

– Умер, понимаешь? Тромб. Раз, и нет человека, – рассказывала Лиза.

– Вчерась? – уточнила баба Шура, и глаза у нее увеличились раза в два.

– Да!

– Ну слава богу! – Она выдохнула и присела на кровать рядом с Лизой.

– Баб Шур! – новоявленная вдова как будто бы возмутилась нетактичному комментарию соседки, но как-то не по-настоящему.

– Жаль, что раньше его Господь не прибрал. А прибрал сейчас – и то хорошо, – баба Шура перекрестилась сама, а потом перекрестила Лизу. – Что Олег? – спросила она.

– Олег? – Лиза посмотрела на соседку удивленно. Потом с трудом вспомнила разговор с сыном перед тем, как ей позвонили из морга. – Олег переживает.

– Пойду поговорю с ним.

Баба Шура прошла на кухню, но там было пусто и почему-то накурено.

Олег вернулся домой за полночь. Смутная тревога, ощущение, что он что-то делает не так, не давали сидеть на месте.

Когда пришла баба Шура, Олег почувствовал, что не может находиться на одной территории с этой старой ведьмой, и тихо сбежал. Несколько часов бесцельно бродил по городу и курил.

Раньше он никогда не курил, отец был против. Но теперь, когда его не стало, Олег просто взял папины сигареты и зажигалку и курил почти без остановки. С непривычки его даже несколько раз стошнило. Но потом Олег купил пива, и вкус сигарет в рту стал почти незаметным. Зато появилось странное и очень теплое ощущение, что папа где-то рядом.

Олег открыл дверь родительской квартиры, разулся и, пошатываясь, прошел на кухню. Рухнул на папин стул, уронил тяжелую голову на руки.

«Все это не может быть правдой. Просто не может быть, и все, – вертелась в голове одна и таже мысль. – Он не мог умереть. У него гены. Это все чертовы эскулапы – недоучки и двоечники. Они его убили! А в бумажке можно написать что угодно. Хоть сердечный приступ, хоть тромб этот… Или…»

Внезапное озарение заставило Олега поднять голову, встать со стула и прикурить новую сигарету. «Ну конечно! Как я сразу не подумал! Отец жив! Возможно, ему и правда немного поплохело вчера. Все-таки возраст. А эти сволочи увидели перед собой сильного взрослого мужчину, которого не берут никакие хвори, и решили использовать его тело! На органы!»

Чем больше Олег обдумывал эту мысль, тем более вероятной она начинала ему казаться. Все логично. Отца сейчас, пока он еще жив, порежут, распотрошат, а труп вернут им с матерью на третий день для похорон. Все как положено. Все шито-крыто. Скажут матери – вы же видели, как он потерял сознание? Вот в тот момент и умер. А сами…

Хм. Пока прошли только первые сутки с тех пор, как его забрали. Значит, папа, может быть, еще дышит!

Олег вспомнил, как на кухне что-то гремело, а потом увидел в воздухе зависшее облачко сигаретного дыма.

«Это душа, живая душа пытается пробиться, дает знать, что творится зло! Что тело истязают и скоро совсем убьют!»

– Папа! – сказал Олег вслух, обратив взор куда-то в пожелтевший потолок. – Папа, мне нужен знак. Такой, который я не смогу списать на свое воображение. Папа, покажи мне, что ты жив!

Лиза проснулась посреди ночи от жуткого звука тяжелых шагов в коридоре.

– Олег? – Шепотом спросила она.

Потом на кухне звякнула чашка, cо скрипом открылся и закрылся кран, она услышала невнятное бормотание сына, а затем оглушающий грохот посуды.

– Олег, что случилось?! – Она подскочила, влетела на кухню и зажмурилась от яркого света.

Открыв глаза, Лиза увидела сына, стоящего на коленях на полу. Вокруг валялась разбитая посуда, а позади Олега на стене было выведено чем-то красным: «Я жив!» Сын рыдал, размазывая по лицу сопли и кровь, которая сочилась из указательного пальца его левой руки.

* * *

Баба Шура знала Лизу и всю ее семью с того дня, как они заселились в этот дом. Олежке тогда было всего пять лет.

Судьба свела их на одной лестничной клетке – двери квартиры бабы Шуры и квартиры молодой семьи оказались одна напротив другой. Правда, баба Шура тогда и «бабой» не была – женщина в расцвете лет. Но тут как с Дядей Федором из известного мультика, который титул «дядя» получил за ум. А титул «баба» люди выдали Шуре за неравнодушие, доброту и мудрость.

Новые соседи регулярно здоровались, улыбались, вели себя вполне обычно. Но вот Афанасий сразу не понравился Шуре – слишком большой, слишком громкий, слишком улыбчивый.

На душе появилось тоскливое ожидание неприятностей. И очень скоро оно оправдалось.

Как-то вечером в субботу Шура поднималась домой, и еще на лестнице услышала, как этажом выше на площадке кто-то хрипло и громко поет.

«Новый сосед! Напился!» – Сразу поняла она и зашагала активнее, намереваясь отчитать дебошира и пригрозить ему участковым. Но, пока она считала ступеньки, тот захлопнул дверь своей квартиры, и на этаже баба Шура никого не застала.

Однако предчувствия ее не обманули. Около часа ночи на лестничной клетке раздался грохот и истошные женские крики. Шура кинулась к глазку и увидела, как огромный Афанасий мотыляет свою маленькую тонкую женушку по всей лестничной клетке.

– Куда собралась? Жаловаться на меня? – С этими словами он толкнул Лизу на перила, та сильно ударилась спиной и сползла на пол.

– Не реви! Не позорь семью! Домой пошли! – Навис над ней Афанасий, схватил за шею и потянул в квартиру.

Из-за открытой двери раздавался детский плач.

– Я милицию вызываю! – крикнула баба Шура в дверной замок.

– Что за мышь там пищит?! – Тут же переключился на соседку Афанасий.

Пока он пытался понять, откуда был звук, Лиза прошмыгнула в квартиру бабы Шуры, и они заперли дверь. Афанасий, конечно же, застучал кулаками, требуя открыть.

Открыла баба Шура. С огромным топором наперевес.

Вид женщины был столь грозен и жуток, что у пьяного дебошира начало проясняться сознание.

– Иди отсюда! Вернешься, когда проспишься! – каким-то не своим голосом приказала ему баба Шура, и тот послушался, убрался на улицу.

Потом был долгий разговор с заплаканной Лизой. Та наотрез отказывалась писать на мужа заявление и ехать в травмпункт снимать побои. Она уверяла, что случившееся лишь небольшое временное помутнение, завтра все