Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

должны быть благодарны просто за то, что вообще получили работу в Disney. «В Disney рассчитывают на вашу любовь к компании», – говорит она. «Я действительно любила компанию и ее продукцию, но от этого моя копеечная зарплата не становилась больше».

Когда группа «увлеченных» работников все-таки выступает за повышение зарплаты и улучшение условий труда – например, вступает в профсоюз, – их преданность своему призванию часто ставится под сомнение. (Исключение составляют профессии, в которых профсоюзы существуют десятилетиями, например, у пожарных и полицейских.) Выступать за профсоюз – значит, прежде всего, идентифицировать себя как рабочего, солидарного с другими рабочими. Это способствует развитию классового сознания, которое многие работодатели стараются отрицать, вместо этого превращая «работу» в «увлечение», а «рабочее место» в «семью». И упаси вас Бог говорить о деньгах в кругу семьи.

* * *

Ясно видно, как стремление к «увлечению» может скатиться в «переутомление»: если вы любите свою работу и она приносит вам удовлетворение, то вполне логично, что вы захотите заниматься ею постоянно. Некоторые историки связывают американский культ переработок с практикой найма персонала на предприятия оборонной промышленности в долине Санта-Клара в Калифорнии после Второй мировой войны. В 1950-х годах эти компании стали нанимать ученых, которые, как говорит Сара Мартин в своем исследовании 2012 года, были «упертыми, необщительными, отчужденными и одаренными (или проклятыми) своеобразной, уникальной зацикленностью на какой-то конкретной области навязчивых интересов»[58].

На работе они стали новым идеалом «хорошего» работника. «Работа была не просто работой, она была их страстью, – объясняет Мартин, – и они посвящали ей каждую свободную минуту, забывая про нерабочие отношения, физические упражнения, сон, еду, а иногда даже личную гигиену». Психологи из Lockheed, одной из ведущих компаний в Кремниевой долине, окрестили такой завидный менталитет работников «научно-технической личностью», говорит Мартин, и подстроили под нее рабочую культуру: работайте когда хотите, сколько хотите, в чем хотите, мы вас в этом поддержим. В HP инженерам приносили завтрак, «чтобы они не забывали есть», в каком-то смысле предрекая появление кафетериев и бесплатных обедов и закусок, которые распространились в культуре стартапов.

Но только с бешеным успехом книги «В поисках совершенства» (In Search of Excellence), опубликованной в 1982 году двумя консультантами McKinsey, эта трудовая этика стала национальной и общепринятой. Посыл книги был прост: если компании смогут найти таких же сотрудников, как в Кремниевой долине (т. е. сотрудников, готовых утонуть в работе), то они тоже смогут насладиться свежим легендарным успехом компьютерной индустрии. Тогда переработка стала в авангарде модных инноваций, а профсоюзная защита сорокачасовой рабочей недели устарела, отстала и явно была банальщиной.

А поскольку профсоюзы и законодательство, которое их защищало, перестали быть популярными, то и солидарность работников пропала. Вместо этого погоня за «любимой» работой породила безжалостную конкуренцию; ощущение полной увлеченности и удовлетворения от работы стало полностью превалировать над условиями труда[59]. «Солидарность вызывает подозрения, когда каждый человек считает себя независимым подрядчиком, противостоящим всему обществу», – объясняет Токумицу. «Каждая минута простоя означает, что кто-то другой пытается его обогнать, оставив не у дел»[60].

Попытка найти, улучшить и сохранить работу своей мечты означает отказ от солидарности ради большего количества работы. Если коллега настаивает на установленном рабочем дне или даже просто на отпуске, он не устанавливает здоровые границы – он дает вам возможность показать, что вы можете работать больше, лучше и усерднее, чем он. В моей редакции, например, репортеры могут взять пару дней отгула после освещения травмирующего события, например, массовой стрельбы. Но мало кто пользуется этим предложением, потому что в такой работе, как журналистика, где тысячи людей мечтают о вашей должности, это не просто возможность отдохнуть: это шанс заявить о себе как о человеке, которому не нужно эмоционально восстанавливаться.

Когда все на работе считают себя вечно конкурирующими индивидуальными подрядчиками, выгорание приходит само собой. Кто-то ограничивает часы работы в офисе; другие стараются соответствовать или работать дольше. Конечно, общий итог будет скорее отрицательным: я, отказавшись от выходных после освещения массовой стрельбы в Сазерленд-Спрингс штата Техас, на несколько месяцев стала унылым мешком, отрицавшим выгорание куском репортера. Переработки не означают, что ты работаешь лучше или продуктивнее. Ты просто тратишь больше времени на работу, называя это преданностью делу.

Выгорание происходит, когда вся эта самоотдача теряет смысл и вера в то, что занятие любимым делом приведет к самореализации, финансовой в том числе, начинает ослабевать. Обычно на это осознание требуются годы, даже десятилетия. Возьмем случай Стефани, которая определяет себя как белую азиатку. Она выросла в семье среднего класса в Северной Каролине. Стефани признается, что никогда даже не подозревала, что будет долго искать работу после университета. Она была одной из трех лучших студенток на факультете литературы, состояла в Обществе почета, писала для газеты и помогала редактировать литературный журнал. Поскольку у нее не было машины, а летом она все время работала, она не смогла пройти стажировку, которая могла бы усилить ее портфолио. Тем не менее она надеялась, что ее хорошие оценки и факультативы помогут ей.

«Я так хорошо училась, что предполагала, что работа сама упадет мне в руки», – говорит она. «В конце концов, так и работала академическая среда: я выполняла свою часть работы, и все получалось. Мне казалось, если я целеустремленный, способный человек с отличными навыками письма, мне не нужно особо беспокоиться».

Идеальная работа Стефани – это место со «заметным «крутым капиталом» – ну, знаете, работа в Vice или другом модном/передовом месте. О котором все слышали». Когда такие возможности не представились, она стала говорить, что хочет работать в «некоммерческих организациях», хотя сейчас она предполагает, что скорее хотела, «чтобы ее уважали за то, что она «хорошая»». Ей удалось устроиться в AmeriCorps, но условия были настолько ужасными, что она уволилась через два месяца. Чтобы оплатить счета, она стала работать официанткой в пиццерии и начала рассылать резюме, стараясь покрывать десять вакансий в неделю. Она составила таблицу, чтобы отслеживать, когда и куда она подавалась. В итоге она отозвалась на более чем 150 вакансий. Ответили единицы.

Так продолжалось два года. Продолжая работать в пиццерии, она начала много пить с коллегами и встречаться с барменом, который оказался агрессивным в отношениях. «Я постоянно была усталой, меня мучило похмелье, я была готова к самоубийству», – вспоминает она. Ей оставалось только писать бесплатно, чтобы создать портфолио и наконец бросить работу в пиццерии. Так она и поступила и в итоге, через четыре года после окончания университета, устроилась на работу в некоммерческую организацию за $15 в час, без льгот и пенсии.

Сейчас Стефани сомневается, что ей стоило получать образование в государственном гуманитарном колледже. «Выбраться из сферы обслуживания казалось мне огромным