Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

Вселение надежды, даже если шансы на успех безнадежно малы, стало бизнес-стратегией. Стажеры и стипендиаты создают контент и трудятся за малую часть цены наемного работника, и они – лишь самый очевидный пример обнадеженных тружеников. Авторы на фрилансе – это обнадеженные работники. Как и временные сотрудники, надеющиеся на заветный «перевод на полный рабочий день». Целые отрасли процветают благодаря избытку работников, готовых просить меньше, чтобы работать больше, лишь бы они могли сказать себе и другим, что у них есть работа, которую они «любят».

Особенно в академической среде, которая быстро стала промышленным комплексом по производству обнадеживающего труда. В рамках этой системы штатные профессора – якобы доказательство того, что вы действительно можете погрузиться в выбранный вами предмет до конца жизни, не боясь увольнения, если только будете достаточно усердно работать – поощряют своих наиболее мотивированных студентов поступать в аспирантуру. Аспирантура зависит от денег студентов-платников и/или от дешевой рабочей силы этих студентов, поэтому они принимают гораздо больше магистрантов, чем есть мест в аспирантуре, и гораздо больше аспирантов, чем имеется штатных должностей, на которые они могут претендовать.

Все это время аспирантам говорят, что в итоге их спасет только работа: если они будут больше публиковаться, чаще ездить на конференции и представлять свои работы, получат контракт на книгу до окончания учебы, их шансы на рынке труда возрастут. С весьма ограниченным количеством людей так и будет. Но гарантий нет, и в условиях постоянно сокращающегося финансирования государственных университетов многие студенты берут на себя транспортные расходы на конференции (часто за счет студенческих кредитов). Летом они едва выживают, пока подают заявки на и без того скудное количество доступных академических вакансий, многие из которых находятся в отдаленных местах и не обещают долгосрочной стабильности.

У некоторых ученых запас обнадеживающих работ заканчивается еще в аспирантуре. Другие годами работают, часто в качестве временных преподавателей за мизерную зарплату в унизительных и сложных условиях труда, пока их мечта не начинает рассыпаться. Но сама система устроена так, чтобы кормить себя как можно дольше. Большинство программ PhD в области гуманитарных наук по-прежнему практически никак не готовят к работе за пределами академической среды, они скорее обязывают переходить из аспирантуры в должность ассистента-профессора. В гуманитарных науках получить степень PhD – стать доктором в своей области знаний – это значит подписаться под словами: «У меня нет никаких рыночных навыков». Многим ученым не остается другого выбора, кроме как преподавать даже без справедливой оплаты или гарантий занятости, так как это единственное, на что они способны.

Академические учреждения заинтересованы в том, чтобы помощники продолжали «заниматься любимым делом», также давят коллеги и наставники, которые глубоко заинтересованы в сохранении жизнеспособности учебного заведения. Многие старшие научные сотрудники, почти не работавшие на современном рынке, явно и неявно внушают своим студентам, что единственная хорошая работа – это постоянный контракт преподавателя в учебном заведении. Когда в 2011 году мне не удалось устроиться в университет, я почувствовала мягкое, но откровенное разочарование со стороны нескольких профессоров, когда рассказала им, что решила устроиться учителем в старшую школу, чтобы на что-то жить.

Неважно, что у меня не было других вариантов. Важно было только то, что я сошла с единственного приемлемого пути: не осталась в академической среде несмотря ни на что. «Мы должны были принять статус-кво, потому что у нас все было хорошо», – вспоминает Эрин. «Когда я бросила преподавание, чтобы работать в сфере технологий – потому что я буквально голодала! – меня начали осуждать бывшие коллеги». Уход из преподавания означал, что ты «не справляешься» или пренебрегаешь работой «со студентами. Она чувствовала себя предательницей за то, что «не смирилась с этим».

Если и когда академики разочаровываются в системе, они часто ощущают разрастающееся и стойкое чувство стыда. Неважно, следовали ли они каждому совету о том, как стать идеальным кандидатом, или что система процветала за счет их, казалось бы, безграничных амбиций и труда. Важно лишь то, что они больше десяти лет занимались тем, что любили, и никак не преуспели. Вот что происходит, если считать работу не работой, а увлечением. В итоге уход с работы, где вас безжалостно эксплуатировали, кажется отказом от себя и противоречит своей сущности: отстаиванию, впервые за долгое время, своих собственных потребностей.

Для Хибы, пакистанки и американки в первом поколении, заниматься обнадеживающим трудом, полностью лишенным признания, оказалось невыносимо. Будучи студенткой, она регулярно писала для газеты кампуса и местной мусульманской газеты; когда она выпустилась, преподаватели сказали ей, что она быстро найдет работу в местной газете и со временем сможет продвинуться до чего-то более влиятельного. Но когда она начала откликаться на вакансии – иногда до 30 в день в разных уголках США – ей не отвечали. Несмотря на то, что она увлекалась исследованием мусульманских проблем, консультанты посоветовали ей не указывать в резюме опыт работы в мусульманской газете, чтобы избежать предвзятости. И все равно: тишина.

В конце концов Хиба устроилась на работу аналитиком исследований в технологическую компанию. У нее была достойная зарплата в $38 000 в год, но работа ее утомляла. Она сидела в кабинке, вводила данные, делала холодные звонки и «была подавленной от скуки». Однажды она увидела, что выступающий на ее выпускном вечере парень, который, как она была уверена, сделает блестящую карьеру в журналистике, сидел всего в нескольких кабинках от нее.

Но Хиба по-прежнему стремилась найти себя в журналистике: она продолжала откликаться, и ей предложили работу помощника редактора в научном журнале, но на зарплату всего в $26 000 было крайне трудно прожить. Она начала посещать вечерние курсы по женским исследованиям и, по ее словам, «так сильно влюбилась» в это дело, что в итоге получила степень магистра. Именно это и помогло ей, наконец, устроиться на желанную крутую работу в «яркий либеральный новостной журнал» в Нью-Йорке. Несмотря на, то что работа была на полставки, ей платили бы всего восемь долларов в час, а жить бы ей пришлось на диване у друга, она ухватилась за эту возможность.

«Какая-то часть меня отчаянно хотела стать известным автором», – говорит она. «Я не хотела отлипать от новостных журналов, где интеллектуалы читают всякую всячину. Я думала, что смогу по-новому писать о том, как пересекаются понятия «мусульманка» и «женщина», потратив три года на изучение и исследование этих тем для диплома. Вместо этого я вымоталась, мне недоплачивали, и я впала в глубокую депрессию». Практически никто в офисе не разговаривал с ней.