Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

стала стремиться к этой цели еще в девятом классе. «Я старалась посещать кружки, которые подчеркивали мою образованность, чтобы это подходило колледжам», – говорит она. Она постоянно нервничала, но, как она вспоминает, не столько из-за школы, сколько из-за отношений в семье, которая была «ужасной и замкнутой». Она не участвовала в интересных мероприятиях, потому что туда надо было звать родителей. Она хотела петь в старшем хоре, но это стоило $500, которых не было у ее семьи.

По программе курсов она должна была подать документы в несколько калифорнийских университетов, что она и сделала, причем заявочные взносы она не платила из-за низкого дохода семьи. Однако она отклонилась от заданного школой курса, чтобы поступить так, как ей казалось правильным: вместо того чтобы поступить в один из университетов Калифорнии или в государственный, куда ее приняли, она выбрала общественный колледж, в котором не платила за обучение, и через два года перевелась в Калифорнийский университет в Беркли.

У других студентов рассогласование проявилось уже после поступления. Энн, белая девушка, выросла на Лонг-Айленде в семье, где никто не учился в колледже и даже не побуждал ее к этому, за исключением случая, когда ее записали на адрес родственника на государственные курсы для богатых детей. В этой школе процент учащихся, поступивших в колледж, был очень высок, и, как вспоминает Энн, она очень боялась понизить этот процент. Когда она сказала своему консультанту, что не может позволить себе колледж, ей ответили, что «так у всех» и она может взять кредит. «Мне сказали, что если я пойду в колледж, то буду зарабатывать на престижной работе большие деньги, – говорит она. – Меня это зацепило, потому что мои родители разведены и никогда не работали на стабильной работе».

Энн никогда не была лучшей в классе, но она была одной из отличниц и посещала все доступные углубленные курсы. Она вспоминает, как все время плакала в старшей школе и так нервничала во время сдачи тестов, что думала сдаться под конец. По совету своих консультантов она подала документы в 12 университетов Нью-Йорка. Она выбрала университет с наилучшей программой помощи, хотя никогда не была в кампусе, потому что ее семья не могла позволить себе экскурсию в колледж. Мама Энн всегда говорила ей, что «колледж им еще сослужит хорошую службу», но она была настолько неплатежеспособной, что не могла стать поручителем по студенческим кредитам. Вместо этого женщина, у которой Энн работала няней, подписала ее заявление на получение кредита.

«Я вообще не понимала, что делаю, – рассказала Энн, – как и вся семья. В старшей школе, где меня настойчиво уговаривали поступать в колледж, не было никакой настоящей подготовки. Я пришла в колледж на первые занятия, и в первую же неделю меня увезли на скорой помощи, когда я подумала, что у меня сердечный приступ». Это была паническая атака – один из первых симптомов тревожности, которая так и не прошла, особенно после того, как она закончила колледж с кредитом в $56 000 «как раз когда экономика обрушилась».

Сейчас Энн работает в некоммерческой организации в Нью-Йорке и старается отдавать почти все деньги на погашение кредита. Она никогда не пропускала платежи, а ее кредитная история на уровне 800 баллов: настолько идеальная, насколько это вообще возможно. Но когда она думает о выгорании, она вспоминает о студенческом кредите – более $500 в месяц, то есть, возможно, она выплатит его к 42 годам – и о том, как она устала платить за ошибку, которая была продана ей как решение.

«Не надо было идти в колледж», – говорит Энн, и я ей верю. Она хотела стабильности и жить не как родители. Отчасти все сбылось. Но теперь она живет, окутанная разными страхами и переживаниями, которые только усиливаются из-за сожалений.

Для выгорания у миллениалов есть тысячи причин. Но сложнее всего свыкнуться с той, с которой Энн сталкивается каждый день: усердная работа, жертвы и физические страдания были не ради счастья, страсти и свободы. Возможно, колледж дает выбор, вытаскивает из маленького городка или плохой ситуации. Но подавляющему большинству миллениалов диплом не принес стабильности среднего класса, которую обещали и нам, и нашим родителям. Он принес все ту же вечную, только спетую на новый модный лад песню евангелия об образовании: надо вкалывать еще больше.

4

Занимайся любимым делом, и ты будешь работать до конца своих дней

Еще когда я преподавала, я посоветовала одной студентке переехать в классное место, найти любую работу и понять, что ее интересует и какой работой она не хочет заниматься, потому что десятки ее заявок на стажировки и стипендии не приносили никаких результатов. Она разрыдалась. «Но что я скажу родителям? – сказала она. – Я хочу крутую работу, от которой буду кайфовать!»

Эти ожидания являются неожиданным побочным продуктом «планируемого воспитания», которым пропитано детство многих миллениалов. Если ребенка воспитывают как капитал, негласно создавая «ценный» актив, который будет зарабатывать достаточно денег для получения или поддержания статуса родителей в среднем классе, то вполне логично, что он будет считать высокую зарплату единственно важным достижением в работе. Некоторые студенты только этого и добиваются: некоторые врачи, большинство юристов, возможно, все консультанты.

Тем не менее мы часто считаем простофилями тех, кто надеется на «хорошо оплачиваемую» работу, хотя примерно также понимали труд и наши предки, у которых отношение к труду было прежде всего утилитарным. Шахтер мог гордиться своей тяжелой работой, но он выбирал призвание не потому, что это было круто, или потому, что он «кайфовал» от ремесла. Он занимался этим, потому что так делал его отец, или потому что это было практично, или потому что его всю жизнь так или иначе учили этому, будь то горное дело, земледелие, или скотоводство.

Миллениалы, напротив, уяснили, что нужно искать работу, которая хорошо отразится на их родителях (стабильную, прилично оплачиваемую, «хорошую» по общественным меркам), при этом впечатлит их сверстников (в «крутой» компании) и достигнет обещанной конечной цели всей этой детской оптимизации: работы, от которой кайфуешь и которая естественным образом приведет к «лучшему качеству жизни».

Стремление к крутой работе, которой вы увлечены, – современное и буржуазное явление и, как мы увидим, средство облагораживания определенного вида труда настолько, что работники вытерпят любую эксплуатацию ради «чести» выполнить задачу. Выражение «Занимайся любимым делом, и ты больше никогда в жизни не будешь работать» – это ловушка выгорания. Замаскировав труд «увлечением», нам не дают понять, чем на самом деле являются наши занятия – это работа, а не вся жизнь.

Суровая реальность поиска работы