Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой - Гельмут Фигдор

Прежде всего, допущение, что дети могут пройти нормальное эдипальное развитие за время до развода, в большинстве случаев иллюзорно. Симптомы того, что грядет развод, часто наблюдаются до первого года жизни ребенка. Как правило, это характерно и для поздней эдиповой фазы. Более-менее явные конфликты между родителями создают обстоятельства, которые похожи на ситуацию семей, в которых нет отца. Отсутствие любовной связи между родителями приводит к тому, что в тройственной системе отношений есть всего два направления – между ребенком и отцом и между ребенком и матерью. (В семьях, живущих без отцов, отношения с ними часто существуют вне семьи, или отец продолжает существовать как воображаемый внутренний объект.) Это избавляет ребенка от соперничества с родителем своего пола, но эта идиллия обманчива. Даже если отцы иногда считают дочерей (а матери – сыновей) полноправными партнерами, отдают им большую часть любви и внимания, обсуждают с ними вопросы, которые обычно решают взрослые, маленький мальчик и маленькая девочка не могут стать «заменителями» взрослого партнера.

Если нормальная эдипова констелляция предполагает, что один из родителей кажется главным препятствием для удовлетворения эротического стремления, то в рассматриваемом случае речь о собственной нерешительности, которая создает страх разочаровать объект своей любви и потерять его. Если отец или мать ругают ребенка, которого только что считали полноправным партнером, и указывают ему на его место, это глубоко оскорбительно и унизительно, это укрепляет страх потерять любовь. Эти дети также страдают от соперничества, хотя и с противоположным «знаком», когда родители борются за их любовь. Конечно, все папы и мамы завидуют любви ребенка к другому родителю. Однако, если это любимый партнер, такую «неверность» легче перенести. Однако все иначе, если партнер, которому ребенок отдает предпочтение, больше не любим или даже ненавидим. Тогда очевидная потеря любви ребенка становится невыносимой. Вместо эдипального конфликта ревности это приводит ребенка к серьезному конфликту лояльности (по Ротманну).

Как и дети из семей без отца, такие дети не учатся использовать триангуляцию в системе отношений. Малыши, чьи ранние объектные отношения были обременены конфликтами лояльности, как правило, вырастая, постоянно чувствуют необходимость выбирать между двумя и более людьми, отношениями, обязательствами; испытывают страх ранить или утратить симпатию и чувствуют себя «разорванными». В отличие от детей без отца, в конфликтных семьях, видимо, есть возможность разрешить психологические проблемы такого рода, отождествляя себя с родителем своего пола. Однако, как и в случае с детьми без отца, которых осматривал Бургнер, идентификации такого рода часто недостаточно для предотвращения конфликтов, усугубляемых нормальным эдиповым развитием.

В итоге развиваются невротические симптомы. Бывает и так, что девочка идентифицирует себя с отцом, а мальчик – с матерью. Конфликт лояльности, вызванный агрессивными отношениями родителей, может конфронтировать с мотивом подражания однополым родителям. Стать такой, как мать, означает, что девочка ненавидела отца, а стать таким, как отец, – что мальчик отвергает мать. Частичное отождествление себя с родителем противоположного пола, которое представляет собой некий способ сохранить эдипов объект любви – неся его в себе или продолжая любить вместе с собой, – усугубляется проблемой самооценки (см. выше) и нарушением развития половой идентичности.

Если ребенок все же идентифицирует себя с родителем своего пола, возникает опасность, что он будет ненавидеть другого родителя, в результате чего разрушатся или пострадают эдиповы любовные отношения, а вместе с ними – способность к дальнейшей гетеросексуальной жизни. Для маленькой девочки достаточно опасно поддаться ненависти и отвернуться от отца, но еще опаснее, если мальчик отвернется от матери: страх потерять любовь слишком велик, его подпитывает боязнь разрыва и наказания, а также по-прежнему возникающие либидинозные желания. Поэтому ненависть в основном подавляется, это обеспечивается «делегированием агрессии» – тем, что мы назвали «агрессивной триангуляцией». Во многих случаях сексуальная составляющая эдипальных любовных отношений не отвергается либо возникают агрессивные и сексуальные побуждения, фантазии, которые предрасполагают детей к садизму или мазохизму в дальнейшей жизни.

Условия эдиповой фазы развития похожи в семьях, находящихся в предразводной стадии, и в семьях с одним родителем, когда второй (чаще отец) уклоняется от участия в семейной жизни. Я имею в виду ситуации, когда отец приходит домой поздно и почти не общается с ребенком. Такие ситуации напоминают ожидаемые разводы. Эти дети избавлены от боли резкого разделения: отец, по крайней мере, формально, в их воображении является частью семьи. С другой стороны, они чувствуют отсутствие интереса со стороны отца. Лишить любви, формально оставаясь в семье, – это может быть гораздо вреднее, чем бурный развод и дальнейшие тесные отношения с отцом.

Кроме долгосрочных нарушений развития, конфликты родителей во время эдипальной фазы почти никогда не влияют на текущее психическое здоровье детей[71]. Дети, которые знают, как решить объектно-связанные конфликты через агрессивную триангуляцию – по крайней мере, в краткосрочной перспективе, – с наибольшей вероятностью сохранят психологический баланс. Однако в большинстве случаев специфическое обострение конфликтов проявляется в развитии невротических симптомов, таких как энурез, приступы истерической тревоги и фобии. Также может измениться характер – появляется агрессивность либо боязливость и застенчивость, покорность, склонность к депрессивным настроениям, отсутствие фантазии. Наконец, психологические конфликты могут быть перенесены на внесемейные отношения или привести к потере интереса к таким отношениям (например, в школе). Очень немногие родители воспринимают это как эмоциональные проблемы, связанные с разводом. В основном взрослые упрекают детей: «Перестань истерить!», «Что за безобразие!», «Прекрати заниматься глупостями!» (в случае приступов страха); «Не будь трусом!» или «Думаешь, я позволю меня терроризировать?» (при фобиях – иррациональном страхе перед определенными животными, людьми, растениями, местами, в темноте перед сном и т. д.); «Веди себя прилично!», «Нельзя давать сдачи!», «Ганс ничего тебе не сделал», «Ты должен быть повнимательнее» и другое (при агрессивных проявлениях)[72]; «Не делай такое лицо!», «Что ты скучаешь?», «Не будь ленивым» (при депрессивных настроениях); «Не безобразничай», «Ты должен стараться», «Тебе нужно больше заниматься», «У тебя недостаточно развито чувство долга», «Соберись!» (в случае проблем в школе).

Такие родители пытаются решить проблемы в поведении детей воспитательными мерами, а именно – похвалой, уговорами, объяснениями, угрозами и наказанием, что, естественно, не работает. Слова и фразы – «истеричный», «глупый», «валять дурака», «трусливый» и т. п. – нужны для того, чтобы придать симптомам или поведению ребенка «безобидный» характер, увидеть в них персональные признаки, кризис развития или социальную незрелость – особенно любимые профессиональными педагогами диагностические категории. Невротические изменения личности иногда даже приветствуются. Так, одна мать считала свою депрессивную дочь серьезной и уравновешенной, не проявляющей интереса к глупым удовольствиям товарищей. Отец другого, явно невротичного мальчика с бедной фантазией гордился тем, что его шестилетний сын,