Социальный парадокс: автономия, связь и почему нам нужно и то, и другое, чтобы обрести счастье - Уильям фон Хиппель

а не на связях, вас не должно удивлять, что они чаще голосуют за республиканцев, чем за демократов. Но доля голосов либертарианцев, которая достается республиканцам, зависит от того, является ли кандидат от республиканцев фискально или социально консервативным. Например, когда прагматичный и относительно нерелигиозный старший Буш баллотировался в президенты, он получил 74 процента голосов либертарианцев. Шестнадцать лет спустя, когда более религиозный и социально консервативный младший Буш баллотировался в президенты, он набрал только 59 % голосов либертарианцев. Когда в 1992 году Росс Перо баллотировался в качестве кандидата от третьей партии, голоса либертарианцев разделились почти поровну между Клинтоном (32 %), Бушем-старшим (35 %) и Перо (33 %). Либертарианцам нелегко найти общий язык ни с одной из основных партий.

Поскольку они не подходят ни к одной из партий, либертарианцы служат отличной проверкой нашей гипотезы о том, что усиление акцента на автономии должно с необходимостью привести к ослаблению акцента на связи. В конце концов, вполне возможно, что принадлежность к левым или правым партиям случайно приводит к тому, что автономия и связь противоречат друг другу в политических установках людей. Но если мы найдем доказательства того, что либертарианцы не придают значения связям, то такой вывод будет означать, что независимо от левых и правых, люди, приверженные автономии, жертвуют связями. Есть несколько свидетельств, подтверждающих такую возможность.

Во-первых, как вы помните, одной из ключевых эмоций, побуждающих к установлению связей, является эмпатия, что отчасти объясняет, почему консерваторы и мужчины менее ориентированы на установление связей, чем либералы и женщины. Как и следовало ожидать, процент мужчин среди либертарианцев даже выше, чем среди консерваторов. Кроме того, как мы только что видели на рисунке 7.5, либертарианцы менее эмпатичны, чем консерваторы или либералы. Предположительно, более низкий уровень эмпатии позволяет либертарианцам рассматривать табуированные сделки Тетлока, не слишком напрягаясь. Вы также можете вспомнить, что коллективистские общества больше ориентированы на связь, а индивидуалистические - на автономию. Поэтому неудивительно, что либертарианцы более индивидуалистичны и менее коллективистичны, чем консерваторы или либералы.

Эти результаты согласуются с возможностью того, что либертарианцы решают неизбежный компромисс между автономией и связью, складывая все яйца в корзину автономии, но было бы неплохо, если бы у нас было больше данных на этот счет. Мы также не знаем, то ли сильный акцент либертарианцев на автономии заставляет их ослаблять акцент на связи, то ли низкая ценность связи заставляет их стремиться к автономии (или , возможно, и то, и другое). Каким бы ни был точный порядок, данные по либертарианцам дают дополнительную поддержку идее о том, что компромисс между автономией и связью играет важную роль в политических взглядах людей.

Результаты, полученные в этой главе, свидетельствуют о том, что многие политические установки формируются на основе того, какое значение люди придают автономии в сравнении со связью. На либертарианском конце спектра автономия имеет первостепенное значение, что означает, что практически любая сделка между взрослыми людьми по обоюдному согласию является приемлемой: люди должны иметь возможность продавать свои голоса или почки, они должны иметь возможность нанимать других людей для отбывания тюремного срока и т. д. Если это приведет к тому, что богатые будут вести себя довольно необычно, то, предположительно, расширение возможностей занятости среди бедных (которые теперь могут заработать дополнительные деньги, продавая свои голоса и почки, а также отбывая тюремный срок за богатых нарушителей закона) компенсирует возникшие общественные потрясения.

Когда мы переходим от либертарианцев к консерваторам, автономия остается более важной, чем связь, но она больше не является священной. Другие моральные ценности могут преобладать над автономией для консерваторов, что заставляет их не соглашаться со своими кузенами-либертарианцами, когда дело доходит до продажи органов, голосов и тюремного заключения. Тем не менее, они солидарны с либертарианцами, когда речь заходит о чрезмерном вмешательстве правительства и налогообложении. И, наконец, левые - либералы, которые ставят связь выше автономии и готовы платить больше налогов, если это означает увеличение расходов на социальные программы, помогающие обездоленным людям.

С этой точки зрения огромный политический раскол в США остается удручающим, но не неразрешимым. Удручающим, потому что ценности, которые все одобряют, но в разной степени, приводят к бесконечным культурным войнам, неспособности к компромиссу и бесконечному законодательному параличу. Неразрешимые - потому что оказывается, что американцы больше согласны друг с другом, чем не согласны. Представители обеих основных партий хотят одного и того же, но по-разному расставляют приоритеты, что говорит о том, что политики, умеющие объединять людей, всегда смогут свести на нет вред, причиненный политиками, которые добиваются успеха только за счет демонизации другой стороны.

Как мы уже видели во второй части этой книги, автономия и связь глубоко переплетены с нашей идентичностью. Мужчины, индивидуалисты, протестанты и консерваторы делают упор на автономию, а женщины, коллективисты, католики, евреи и либералы - на связь. Конечно, люди принадлежат не только к одной из этих категорий, поэтому иногда их идентичности вступают в конфликт, а иногда работают вместе. Пока все хорошо - нет единого наилучшего подхода к жизни. Но, как мы начали видеть в главе 5 и как мы увидим в части III, большинство людей сейчас движутся в сторону автономии и в сторону от связи. В оставшейся части этой книги мы рассмотрим, как и почему это происходит и к каким последствиям приводит.

 

Часть III

.

Внебалансовый

Впервые за четверть миллиона лет, что мы живем на этой планете, наш современный мир сделал нашу социальность ненужной для выживания. Однако наша развитая психология не уловила этого факта, и прилив свободы, который мы ощущаем от нашей необычайной автономии, оставляет нас неудовлетворенными, разобщенными и задающимися вопросом, не упускаем ли мы чего-то. В следующих трех главах я расскажу о том, как в нашей жизни автономия стала важнее связи и как эти изменения нарушили баланс между этими двумя важными потребностями.

 

8

.

Города и великий переход к автономии

Один из самых распространенных вопросов, который взрослые задают маленьким детям, - кем они хотят стать, когда вырастут. Я помню, как мой пятилетний сын заявлял, что будет астронавтом или кассиром в продуктовом магазине. Хотя его интерес к этим профессиям угас вместе с любовью к нажиманию кнопок, мы можем поблагодарить города за то, что вообще задаем детям этот вопрос. Спрашивать наших далеких предков об их карьерных предпочтениях было бы странно: зачем задумываться над этим вопросом, если у вас нет выбора. Все охотились и собирали, и это практически полностью покрывало имеющиеся возможности. Появление земледелия двенадцать