Социальный парадокс: автономия, связь и почему нам нужно и то, и другое, чтобы обрести счастье - Уильям фон Хиппель

Образование - это упражнение в отсроченном удовлетворении

В библейской истории о Вавилонской башне потомки Ноя решили построить гигантскую башню, чем, похоже, оскорбили самого Бога. * Недовольный их планами, Бог привел рабочих в замешательство, заставив их говорить на нескольких языках и рассеяв их по всему миру. Эта библейская история могла бы стать катастрофой для строительных планов древних вавилонян, но ее результат стал огромным благом для науки, поскольку разные языки позволяют понять, о чем думают люди разных культур. Если в языке есть слово для обозначения какого-то понятия, мы можем быть уверены, что представители этой культуры думают об этом понятии, что потенциально позволяет нам понять их психологию. Например, немецкое слово Schadenfreude - радость от чужого горя - позволяет нам заглянуть в немецкую психологию. Оно говорит нам кое-что и об американской психологии, учитывая, что мы так сильно реагируем на это слово (хотя я никогда не встречал никого, кто знал бы английское слово, обозначающее то же самое чувство: epicaricacy * ).

Эдвард Сэпир и Бенджамин Уорф усилили идею о том, что язык дает нам представление о психологии говорящего , предложив, что язык ограничивает мышление. Согласно Сапиру и Уорфу, если у меня есть слово для обозначения Schadenfreude, я могу его испытать, но если у меня нет такого слова, я действительно не могу его испытать (по крайней мере, не в полной мере). Эта гипотеза пользовалась огромным влиянием в 1930-х годах, но потом потеряла популярность из-за отсутствия веских доказательств. Проблема заключалась в том, что культуры, в которых было много слов для обозначения вещей, обычно имели большой опыт общения с этими вещами, что затрудняло выяснение того, привел ли опыт к появлению слов или слова привели к опыту. У инуитов больше слов для обозначения снега, потому что они постоянно сталкиваются со снегом и думают о нем, или их обширный словарный запас помогает им думать о нем?

На помощь пришла Лера Бородицкая. Ее увлекла гипотеза о том, что язык влияет на мышление, и у нее возникла отличная идея, как избежать проблемы курицы и яйца, которая обычно мучает это направление исследований. Вместо того чтобы сравнивать культуры, в которых меньше или больше слов для обозначения одного и того же предмета, она решила изучить языки, в которых местоположение событий описывается относительно собственного тела или Земли. Поскольку у всех людей есть тело спереди, сзади, слева и справа, и поскольку все люди живут на нашей планете, где есть восток, запад, север и юг, лингвистический выбор использования одного набора терминов над другим позволяет исследователям избежать проблемы дифференцированного опыта. Любая культура, использующая лево или право для обозначения места, где что-то произошло, могла бы описать то же событие в терминах востока или запада и наоборот. Красота подхода Бородицкого заключается в том, что некоторые языки (например, Kuuk Thaayorre или Guugu Yimithirr, на которых говорят примерно в тринадцати сотнях миль к северу от меня в принятом мною штате Квинсленд) не имеют слов для обозначения левого или правого, переднего или заднего, и определяют местоположение только в терминах кардинальных направлений.

Когда мы тестируем носителей таких языков, то обнаруживаем, что они вполне способны думать о вещах за пределами своего словарного запаса. Например, если их спросить: "Хорошо, вы говорите, что ибис, укравший ваш обед, был к северу от вас. Это было с той стороны, где у вас лицо, или с той стороны, где у вас зад?", они с готовностью ответят на этот вопрос. Другими словами, Бородицкий показывает нам, что французы тоже испытывают Schadenfreude, несмотря на то, что у них нет слова для обозначения этого понятия.

Но вот что самое интересное: Бородицкий также обнаружил, что люди, которые описывают мир определенным образом, становятся экспертами в кодировании мира таким образом. С раннего детства носители языков Kuuk Thaayorre и Guugu Yimithirr без труда определяют, какое направление является северным, и легко запоминают кардинальные направления событий, свидетелями которых они были. Люди, использующие левую и правую руку, часто не могут понять, какое направление является северным (или, как я, не имеют ни малейшего представления), и у них мало надежды вспомнить эту информацию, размышляя о событиях позже. Исследование Бородицкого показывает нам, что Сапир и Уорф были на верном пути, но смотрели на проблему не с той стороны. Язык действительно формирует мышление, но не за счет ограничения того, о чем мы можем думать, когда нам не хватает слова. Скорее, язык делает нас экспертами в какой-то области, если то, как мы используем язык, постоянно заставляет нас думать об этой области.

Как экстраполировать эти данные, чтобы понять, как образование влияет на автономию и связь? Исследование Бородицкого показывает, что жизнь, в которой не акцентируется внимание на завтрашнем дне, не мешает вам думать о нем. И действительно, охотники-собиратели, живущие в обществах немедленного возвращения, не откладывают еду на завтра, но они ведут активную подготовку к завтрашнему дню: думают об охоте, строят планы с друзьями и т. д. Таким образом, они вполне способны планировать будущее, когда им это необходимо. Тем не менее, исследование Бородицкого также показывает нам, как все изменилось, когда мы перешли в мир сельского хозяйства и были вынуждены регулярно думать о будущем. Подобно людям, которые постоянно думают о кардинальных направлениях, потому что описывают мир в этих терминах, мы стали экспертами по завтрашнему дню.

Факты из самых разных областей согласуются с этой интерпретацией, но мне больше всего нравится недавний полевой эксперимент Хамидрезы Харати и Томаса Талхельма. Они задались вопросом, может ли хроническая нехватка воды изменить культуру, заставив людей постоянно помнить о долгосрочных проблемах, тем самым ориентируя их не на настоящее, а на более отдаленное будущее. Чтобы проверить эту возможность, они сравнили жителей иранского города Йезд, расположенного в пустыне и получающего всего два дюйма воды в год, с их соотечественниками, живущими в нескольких сотнях миль к юго-западу, в Ширазе, где ежегодно выпадает около фута воды.

Чтобы проверить, насколько люди в этих двух городах хронически ориентированы на "здесь и сейчас", а не на будущее, они разместили объявления о работе в компании по разработке программного обеспечения, которая описывалась либо как стабильная и долгосрочная, либо как захватывающий стартап. Стабильная компания набирала сотрудников на полную ставку с гарантией занятости, а стартап - на неполную ставку с гибким графиком. Разумеется, жители влажного Шираза с большей вероятностью подали заявку на интересную и гибкую работу, а жители засушливого Йезда - на вакансию с