Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов

Но российским чиновникам полюбился противоположный подход с характерным словом-символом: «оптимизация». При этом под оптимальностью понимают категорическое отсутствие «лишнего», предельный минимализм и единообразие.

Но в реальной жизни (особенно в образовании) оптимальна – избыточность. Всегда ли она дороже? Зачастую это выглядит так – но и в этих случаях необходимое удорожание (редко когда слишком уж великое) оправдывается сторицей. Но зачастую «неоптимальное, нестандартное» оказывается заведомо выгоднее. Например, сохранение сельских школ – при их разумном преобразовании – для страны гораздо выгоднее их массовой «оптимизации», то есть истребления, обрекающего на распад и всю сложную, хрупкую инфраструктуру жизни в сельской местности. Но «избыточность» в очевидно разумной поддержке сельских школ обязательно требует отказа от стандартизации, требует многообразия решений, то есть вариативности.

Это один из множества примеров, показывающих, что вариативность и избыточность оказываются двумя словами для обозначения одной сущности.

ГЛАВА 25

Избыточность как необходимость: эскизы вариативного образования

Интеллектуальные грибницы

Знаете лучшее определение одаренного ученика? Это тот ученик, у которого учится учитель.

Образование будущего, ожидающее нас, – пространство парадоксов. И по-настоящему одаренными школами будут те, в стенах которых учитель радуется возможности учиться у своих учеников. (И такие школы встречаются уже сегодня.)

Работа с людьми станет фокусом внимания XXI века. Грядет новая революция, не менее глобальная, нежели эйнштейновская или боровская. Грядет революция, которая удивит нас новыми находками в области искусственного интеллекта, в области гуманитарных, социальных и гуманистических наук.

Передача знаний, умений и навыков никуда не уйдет из образования. Но изменятся смыслы, ценности, методы, инструменты порождения знаний. Образование перерождается и становится сферой производства личностного потенциала и возможностей его развития.

Вершина этой созидательной деятельности – формирование человека, способного нести ответственность за свои творения, свои произведения: будь то поступки, дети или технологии. Поэтому сегодня на первый план выступают проблематики, связанные с гибкостью и вариативностью, показывающие, что образованию нужны школьные стены, но оно уже в них не умещается.

Захватывающая работа: взращивание интеллектуальных грибниц и поиск – где, в каких формах и каким образом зарождается образование как генерация смысла, ценностей и мотивов. Слова «сеть», «ризома», «грибница» не просто игра воспламененного разума.

За интеллектуальными и социальными грибницами – будущее. Будущее, в котором образовательные программы становятся мобильными, вариативными, гибкими и пластичными. Будущее, в котором ключевым является запрос на превращение образования в лабораторию уникальных проектов человеческих судеб. Будущее, в котором создаются технологии под смысл, а не инновации как «квартиры под ипотеку».

Наша миссия – проектирование образования, в котором бы мечтали учиться и дети, и учителя, и родители, обретая великое человеческое искусство – расслышать друг друга.

Лифт или колодец?

Общеобразовательная школа решает задачи разного плана. Но одна из ее главных социальных функций и важнейший фактор развития общества состоят в том, что школа призвана работать «социальным миксером», перемешивать представителей разных социальных слоев.

Система образования при этом воображается «социальным лифтом», дорогой «вверх», позволяющей выравнивать стартовые возможности. Но она может выступать и как «социальный колодец»: ведь подростка, кажущегося неуспешным в академических результатах, общество опускает «вниз» во многом с помощью последовательного унижения его в школе, часто подавляя его веру в свои силы и способность к развитию.

Тодд Роуз в книге «Долой среднее!» так поясняет логику «лифтов и колодцев» применительно к истории американского образования:

«Эдвард Торндайк до сих пор считается одним из наиболее плодовитых и влиятельных психологов. <…> [Но] какая ирония! Один из самых влиятельных ученых в истории педагогики считал, что образование вряд ли будет содействовать развитию способностей учащегося, поэтому система должна разделить тех, кто родился с хорошим интеллектом, и тех, чьи мозги никуда не годятся.

Собственно говоря, именно он [в 1920-е годы] сыграл ведущую роль во внедрении самой массовой учебной программы для школьных инспекторов, которая должна была подготовить их к научному управлению стандартизированной системой образования. <…> Он был убежден: школы должны делить учеников в соответствии с их способностями и наиболее эффективным образом готовить их к определенной роли в жизни – менеджера или рабочего, высокопоставленного начальника или легкозаменимого "муравья" – и рационально определять для этого ресурсы. <…>

Ученый был согласен с тем, что каждый аспект системы образования следует стандартизировать в соответствии со средним уровнем, но не потому, что <…> это обеспечит стандартный результат, а потому, что так будет проще измерить степень отклонения каждого студента от среднего и таким образом определить, кто из них относится к высшей, а кто к низшей категории. <…> Те ученики, чьи таланты были средними, должны были с выпускной скамьи отправиться на работу в сферу производства. Что же до отстающих, то в общем Торндайк считал, что на них не стоит тратить ресурсы».

Так и получается, что даже самая рациональная и внешне справедливая, но единообразная модель образования, ориентированная на «среднего ученика» и «среднего учителя», неизбежно начинает работать на эффекты провалов, «социальных колодцев» в неменьшей мере, чем на эффекты «лифтов».

Подобная модель, освоенная у нас в 1930-е годы, заработала в качестве «фабрики неудачников» в отечественных условиях жестче и безжалостнее, чем в американских. Тогда у нас обошлись без тестов; хватило пятибалльной системы, которая уже с первого класса закрепляла – часто на всю жизнь! – психологию двоечников-неудачников, троечников-приспособленцев, отличников-любимчиков…

Обратим внимание на прочную связь, взаимообусловленность трех представлений, заложенных в основу селекционной модели:

● о школе как машине, нацеленной прежде всего на сортировку людей, а не на развитие их возможностей;

● о единообразных и «усредненных» принципах образования;

● и об «оптимизации», «минимизации» затрачиваемых ресурсов: ничего сверх необходимого.

Три других принципа

Но, как писал Шекспир, чем бы человек отличался от животного, если бы ему было нужно только необходимое и ничего лишнего?

Зачастую, когда обсуждается вариативность в образовании, это явление сводят к внешним аспектам: выбор школы, программы, учебников. За этим стоит своя, присущая обыденному сознанию, правда. Но необходимо сделать несколько акцентов.

Для меня вариативность – это во многом проявление запланированной избыточности системы, без которой та не сможет развиваться.

В противовес трем идеям «усредненного образования» я бы так определил три главных принципа, настраивающие практики вариативного образования:

1. Решать задачу Выготского: создать «зону ближайшего развития» не для абстрактного, «усредненного» ребенка, а для тех конкретных и заведомо разных детей, учителей и родителей, которые собрались в стенах этой школы. (Ведь настоящее образование совершается через сообщество.)

2. От веры в образование как механизм трансляции знаний следует двигаться к образованию как «индустрии возможностей» (разнообразных мотивов и