Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

прокормить семью, работает сверхурочно по вечерам. «Работа никогда не кончается, – говорит она. – Деньги – это нестабильная вещь. Из-за них мне гораздо труднее быть рядом с сыном». Лорен «финансово из низшего класса», она учится на Тихоокеанском Северо-Западе, воспитывает двоих детей вместе с мужем, который работает по ночам и спит днем. Ее выгорание усиливается «лишним стрессом, когда она пытается понять, как оплачивать счета, как урезать бюджет и насколько расходы и доходы будут расходиться в каждом конкретном месяце».

А когда вы «пытаетесь перебраться в средний класс» и при этом воспитываете ребенка с особыми потребностями, каждая задача усложняется в геометрической прогрессии. «Хотите обсудить родительское выгорание? – спросила Мередит, белая девушка, проживающая близ Питтсбурга. – Идите к родителям детей с особыми потребностями. Мы изобрели родительское выгорание». Мередит описывает выгорание как ощущение, «когда жонглируешь сотней дел и знаешь, что некоторые уронишь, но не знаешь какие, насколько жизненно важными они будут и что будет, когда ты их уронишь». Она постоянно пытается придумать, как втиснуть в расписание «еще одну терапию» для ребенка, но при этом сомневается: «А она вообще помогает? А нам она доступна? С кем нужно ради нее бороться?» Шерил определяет себя как белую нейроотличную[194] квир-персону, она постоянно ухаживает за своими детьми с инвалидностью. Ей кажется, что она постоянно противится желанию сдаться, потому что никак не может «сделать все правильно». «Что это вообще значит? – спрашивает она. – Но если я и дальше продолжу вкалывать, то умру – откинусь от переутомления или сердечного приступа».

Деньги могут помочь облегчить симптомы экономически обостренного выгорания. Но облегчение симптомов – это не лечение. Стефани, латиноамериканский профессор колледжа, винит выгорание в разрушении своего брака. Когда она обрела стабильность (и статус верхнего среднего класса), она смогла развестись, найти психотерапевта и, по ее словам, «не перегореть». Но тревога от финансовой незащищенности никуда не ушла. «Воспитанная родителями из рабочего класса, я всегда беспокоюсь о сбережениях, и мне кажется, я не смогу помочь своим детям ни в чем, кроме колледжа, – говорит она. – И я всегда чертовски устаю и просыпаюсь с мыслью о том, чем платить за летние лагеря и брекеты».

* * *

Родители из верхнего среднего класса вроде Стефани не переживают об основных финансовых расходах. Их беспокоит нисходящая мобильность: если дети Стефани не поедут в летний лагерь или не поставят брекеты, они потеряют статус среднего класса? Может прозвучать глупо, но это реальный и мотивирующий страх: упасть в статусе – значит разрушить выстраданную восходящую мобильность бабушек и дедушек, родителей или вас самих. Как это унизительно не по-американски. Именно поэтому многие родители еще глубже загоняют себя в состояние выгорания, чтобы избежать этого.

Возьмем Кейси, которая живет на дальних окраинах Филадельфии и определяет себя как белую представительницу среднего класса. Она работает адвокатом, а ее муж – медбратом. Но у них четверо детей, и недавно они объявили о банкротстве. «Если у нас не будет денег, как мы отправим наших детей в летние лагеря и найдем репетитора для нашего ребенка с особыми потребностями? – спрашивает она. – Как мы будем ходить на дни рождения и поддерживать социальные планы, если у нас нет на это денег?» И они, как и миллионы других людей, едва поддерживающих образ жизни среднего класса, глубоко влезли в долги.

Мередит называет себя «слишком образованной белой леди» и объясняет свое выгорание через гнев «обычно от неустанной работы, пересекающейся с неустанной работой по дому» вместе с «отвратительной» задачей по поддержанию имиджа в районе. «Мы должны содержать дом в порядке, чтобы угодить ТСЖ, – объясняет она, – а если друзья детей чем-то занимаются, моему мужу стыдно, что наши дети в этом не участвуют, поэтому я их отпускаю, чтобы муж перестал спрашивать об этом, но потом я единственная слежу за тем, куда девать инвентарь для занятия и за чистотой». Дальше она говорит: «Мне стыдно перед собой за то, что я выгораю из-за #проблембелыхбогатыхженщин, потому что по сравнению с проблемами других людей это просто мелочь».

Несмотря на их экономическое благополучие, Мередит говорит, что при принятии родительских решений она «руководствуется мыслью «Будет или нет мой ребенок жить в моем подвале в тридцать лет?»». Другими словами, как обеспечить детям независимость, как финансовую, так и психологическую? У Алексы, живущей в маленьком городке на севере штата Айдахо, уровень выгорания значительно снизился, когда ее семья переехала с Восточного побережья, где «было гораздо тяжелее покупать правильные вещи и позволить себе частную школу». В Айдахо им хватает денег, чтобы работать меньше и доплачивать за уход за детьми, включая няню. «Мы чувствуем себя уверенно, – говорит она, – но откладывать деньги на колледж по-прежнему очень непросто».

Из-за этой тревоги часто хочется делать больше. Некоторые миллениалы из среднего класса росли при плотном расписании, но это ничто по сравнению с тем, как им же теперь приходится планировать расписание своих детей аж в младенчестве. В книге «Детский праздник: родители, дети и новые ожидания от игр» Тамара Р. Моуз опросила родителей по Нью-Йорку о детских праздниках и негласных «правилах» их организации. Неудивительно, что она обнаружила, что главными инициаторами таких встреч являются не дети, а родители, которые, несмотря на плотное расписание, всегда находили время для развлечений. Не потому, что родители так освобождаются (часто оба родителя присутствуют на праздниках), а из-за «социальной связи», или классовой связи, как для родителей, так и для ребенка.

Переход от «встретиться поиграть» к «детским праздникам» формализует эффект случайности в жизни ребенка. Из непосредственного («Я пойду поиграю к Эмили») он переходит к опосредованному родителями событию, рассчитанному на то, что взрослые организуют поделки, закуски и общение. И поскольку это происходит под руководством родителей, именно они решают, с какими другими родителями «правильно» общаться: почти всегда те того же класса, уровня образования и стиля воспитания, что и они сами. Таким образом, утверждает Моуз, детские праздники становятся основным местом «воспроизводства» элитного социального класса даже в таком экономически разнообразном Нью-Йорке.

Родители из среднего класса могут быть возмутительными (пусть и подсознательно) снобами, но их страх перед «плохими» родительскими привычками другой семьи – это просто другая версия старой классовой тревоги и нестабильности. Когда родители пытаются наладить связи с «правильными» семьями, на самом деле они пытаются подстраховаться, чтобы ребенок сохранил эти буржуазные связи, привычки и знакомства до конца их жизни. В рамках этой логики встречи с «неправильной» семьей подобны инфекции, грозящей навсегда заразить ребенка нисходящей мобильностью.

В зависимости от места родителей в экономическом спектре, они могут тратить кучу сил, организовывая «грамотные» детские праздники, или скрывать, что их семья