Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

лени и невежественности всей расы. А в некоторых случаях это может быть использовано как доказательство преступной халатности. В 2014 году женщина из Южной Каролины разрешила своей девятилетней дочери во время летних каникул поиграть в известном парке, пока сама была на работе[180]. До этого она разрешала дочери играть на ноутбуке у нее на работе, но, когда ноутбук украли, дочь попросила пойти в парк. Когда кто-то из взрослых в парке спросил, где ее мать, она ответила: «На работе». Женщина вызвала полицию, мать была арестована за «противоправное поведение в отношении ребенка», а дочь передали во временную приемную семью.

Во многом история похожа на случай профессора Калифорнийского университета в Ирвайне, которая разрешила своему сыну пойти на детскую площадку после школы. Но последствия были совершенно разными: профессор ограничилась пассивно-агрессивным электронным письмом мужу и звонком директора школы. Женщину из Южной Каролины обвинили в преступлении и отобрали у нее ребенка. И это зависело от расы и класса: мать из Южной Каролины – черная, а ее ребенок был в парке, пока она работала в «Макдоналдсе». Профессор – белая, да и в общем профессор.

Каждый якобы имеет право решать, как воспитывать ребенка, если это не несет прямой угрозы для него. Но в современном обществе белые представители среднего класса по-прежнему устанавливают стандарты наилучшего воспитания. Если по правилам победить невозможно, это не значит, что эти родители не будут заставлять всех (в том числе и себя) играть до изнеможения.

* * *

Выгорание наступает, когда разница между идеальной и настоящей реальностью становится невыносимой. Как в работе, так и в воспитании детей. Общая черта миллениалов заключается в том, что нам внушили мысль о том, что неудачи – например, неспособность найти надежную работу, накопить на дом или избежать лавины медицинских долгов – можно списать на то, что мы просто плохо стараемся. Как говорит социолог Вероника Тиченор, «работа не изменилась. Все по-прежнему работают так, будто у каждого дома есть жена. Каждый должен быть идеальным сотрудником и не должен отлучаться, чтобы позаботиться о больном ребенке. Если семье трудно найти в этом равновесие, то это их личная проблема. У всех семей одна и та же проблема? Значит, она уже социальная»[181].

И все же мы продолжаем относиться к этой социальной проблеме как к личной. Точнее, считаем ее проблемой матерей. На женщин издавна возлагалась задача примирения или успокоения тревог, сопровождающих общественные перемены, и современным матерям тоже приходится с этим сталкиваться. Когда женщины начали выходить на профессиональный рынок труда, возникшие опасения об «осиротевших» детях, неухоженных домах и женоподобных отцах-домоседах нужно было как-то подавить, чтобы обратная реакция не свела на нет весь достигнутый небольшой прогресс. С молчаливого согласия женщины могли работать, но только если они соответствуют всем остальным общественным требованиям. Они могут быть амбициозными, но при этом должны быть милыми; властными, но при этом сексуальными; трудолюбивыми, но при этом хорошо готовить; разносторонними, но при этом добросовестными домохозяйками; лидерами, но при этом женственными; трудоголиками, но при этом любящими родителями. Для ясности: мамы-бумеры тоже зависели от многих из этих ожиданий, но от них почти не требовали выполнять и демонстрировать эти качества в интернете для массового потребления.

Мужчины участвуют в создании и укреплении этих идеалов, но главными арбитрами успеха или неудачи являются другие женщины. Это один из самых вредных элементов патриархального контроля: женщины, которых он порабощает, становятся главными исполнителями его идеологии. И наиболее ярко это проявляется в конкурентном мученичестве, описанном многими женщинами с разным отвращением: «Белые/желчные женщины, кажется, сделали мученичество своей философией воспитания», – рассказала Кайли, белая женщина из Чикаго. «Виноватой себя можно почувствовать от чего угодно: и от покупки ВСЕГО НЕОБХОДИМОГО, и от непрошенных советов по грудному вскармливанию, и от того, что ребенок толстеет. Мне кажется, мы скорее усложняем себе жизнь, чем просто живем».

Функционировать таким образом, постоянно включая одни и те же стандарты, которые только бестолково усложняют жизнь, психологически невыносимо. И к тому же просто изнурительно. Тем более когда все это подавленное разочарование некуда девать, кроме как на конкуренцию с другими мамами: «Вместо того, чтобы предложить справедливую демонстрацию сообщества или решение проблем, мамы почти всегда пытаются превзойти ваш источник родительского отчаяния своими похожими, но явно гораздо более серьезными проблемами», – объясняет Лорен, которая называет себя «белой бедной студенткой колледжа» на Тихоокеанском Северо-Западе. «Мы могли бы с легкостью помочь друг другу: одна развлекает детей, пока другая отдыхает пару часов в одиночестве, но тогда мы бы признали, что нам нужна помощь и мы явно не справляемся с родительскими обязанностями. Лучше смертельной хваткой судорожно цепляться за факел мученичества».

Кэти, живущая в пригороде Новой Англии, отмечает, что это самопожертвование переплетается с тем, что она называет «инстаграм-воспитанием»: «когда публикуешь только красоту, великолепные отпуска, улыбающихся детей, но дичь – никогда». А когда все-таки постишь или пишешь в блоге о ней, то «обязательно заостряешь на ней внимание». Сейчас друзья и родственники в основном следят за семьей в Instagram и Facebook. Это места для документирования (всегда светлой и очень милой) повседневности, но они заточены под зрелище: поездки, шикарные празднования дня рождения, самые милые наряды, самую неразлучную семейную жизнь. Саша, белая мама высшего среднего класса из Бруклина, описывает инстаграм-мамочку как «классную, состоявшуюся маму, которая ведет суперорганизованный календарь семейных встреч, хочет заниматься классным сексом независимо от того, во сколько дети легли спать, умеет разделять работу и дом и никогда не разрешает своим детям смотреть телевизор или есть хлопья на ужин».

Но инстаграм-воспитание – это лишь современное проявление культа «занятости», которое специалист в области коммуникаций Энн Бернетт отслеживала в течение многих лет по семейным праздничным письмам: длинным, описательным отчетам о проведенном семьей годе, которые отправляют по праздникам. Накопив приличный объем, она заметила закономерность в том, как авторы писем (почти всегда матери) описывали жизнь семьи: как бесконечный, плотный, неистовый поток хлопот. Она начала понимать, что на самом деле они соревнуются: «Речь идет о демонстрации статуса», – сказала Бернетт Бриджид Шульте, автору книги «Перегруженные». «Если ты занят, значит, ты важен. Ты живешь полной и почтенной жизнью»[182]. Занятость, другими словами, это очень определенный класс.

У инстаграм-мамочек и мамочек-мучениц есть одна общая черта. Для них это работа. Сначала они ее гасят, изображая материнство суматошным, но легким («такое приключение!») и всегда прекрасным и нетрудным занятием. Затем, поскольку не работать – это не нормально, они педалируют его, чтобы прояснить для себя, своего партнера, семьи, своих сверстников, как много они на самом деле работают.