Социальный парадокс: автономия, связь и почему нам нужно и то, и другое, чтобы обрести счастье - Уильям фон Хиппель

медленно, опираясь на различия в воспроизводстве и выживаемости многочисленных поколений. Люди эволюционировали как культурные животные, а это значит, что одной из наших самых сильных сторон является способность использовать накопленные культурные знания для решения своих специфических проблем. Гораздо более быстрые темпы культурных изменений по сравнению с биологической эволюцией позволяют нашему виду быстро переключаться в ответ на изменение давления или возможностей. Но это также может привести к несоответствию, когда наши культурные традиции вступают в противоречие с нашей эволюционной природой. Такое несоответствие может возникнуть, когда культурные изменения происходят настолько быстро, что наша эволюционная психология не успевает за новыми издержками и выгодами. В таких случаях наши эволюционные склонности плохо вписываются в нашу повседневную жизнь, что может привести к неправильным желаниям (желать того, что нам не подходит) или неправильным чувствам (испытывать эмоции, которые не отражают истинные риски и возможности, стоящие перед нами).

Чтобы получить представление о том, как работают такие несоответствия и каковы их последствия, рассмотрим два наиболее заметных из них:

На протяжении почти всей нашей эволюционной истории мы боролись за то, чтобы наесться досыта. В ответ на эту угрозу у людей развилось сильное желание есть соль, жир и сахар, что объясняется их относительной нехваткой в саванне и важностью для нашего выживания. Теперь, когда большинство людей в промышленно развитых обществах имеют свободный доступ к любому количеству пищи, наша тяга к соли, жиру и сахару привела к кризису ожирения. Слишком много еды - это проблема, с которой наши предки никогда не сталкивались, поэтому у нас не развилась склонность перестать хотеть соли, жира и сахара, когда они в изобилии. Это несоответствие между нашими эволюционными предпочтениями и новой реальностью подвергает нас риску, так как нам трудно остановить себя от потребления избыточных калорий, когда они доступны: яркий пример неправильного желания.

Змеи и пауки - забавные существа: они выглядят не так страшно, как львы и тигры, но некоторые из них не менее смертоносны. Эволюция позаботилась о том, чтобы мы избегали змей и пауков, несмотря на их безобидный вид, подготовив нас к страху перед ними; многие люди страдают змее- или паукофобией, но никогда не страдали от их укусов. Насколько смертельно опасны змеи и пауки в нашем современном мире? Не очень. Самый опасный паук в мире - воронкообразный паук, обитающий на юго-восточном побережье Австралии. Несмотря на то что они широко распространены (этот был в коробке с продуктами, которую мы купили в продуктовом магазине), последний человек, умерший от укуса воронкообразного паука, был в 1979 году, потому что люди умеют убегать при встрече с ними, а в больницах на всякий случай хранят антивенеромы.

Автомобили и электрические розетки - забавные изобретения: они выглядят не так страшно, как львы и тигры, но убить вас могут так же легко. Каждый год только в США в автомобильных авариях погибает около пятидесяти тысяч человек. От бытовых электрических разрядов в США ежегодно умирает всего несколько сотен человек, но десятки тысяч получают случайные и болезненные удары током. Несмотря на опасность, которую представляют собой автомобили и электрические розетки, люди не так легко учатся бояться их; почти никто не страдает фобией автомобилей или розеток. Поскольку змеи и пауки представляли собой постоянную проблему на протяжении всей нашей эволюционной истории, у нас выработалась тенденция бояться их, даже если они больше не представляют значительной опасности. Я с трудом расслабился после того, как воронкообразный паук выскочил из наших продуктов, и все, что касалось моей кожи в тот вечер, вызывало у меня дрожь. Автомобили и розетки - это эволюционная новинка, поэтому у нас нет никакой реакции на них, несмотря на постоянную опасность, которую они представляют. Однажды меня сбросило с лестницы ударом электрического тока, но розетки никогда не вызывали у меня такого жуткого страха, как пауки. И мне не составляет труда расслабиться, когда мимо меня проносятся машины, хотя даже самая маленькая из них может легко меня расплющить, и я прекрасно знаю, что водители часто отвлекаются на свои "Биг-Маки" и айфоны. Наша склонность бояться змей и пауков, но не автомобилей и электрических розеток - это эволюционное несоответствие: яркий пример неправильного восприятия.

Рисунок 12.1

Самый смертоносный паук в мире, выпрыгнувший из наших продуктов. *

Могут ли эволюционные несоответствия объяснить, почему мы продолжаем выбирать автономию вместо связи? Могут ли они объяснить, почему население мигрирует в города, когда города делают его несчастным? Могут ли они объяснить, почему мы так много времени проводим в несчастливом одиночестве? Короче говоря, могут ли они помочь нам понять многочисленные ситуации, в которых мы неустанно отдаем предпочтение автономии перед связью? Я думаю, что да.

На протяжении всей нашей эволюционной истории связь имела первостепенное значение. Чтобы выжить, нам нужно было создавать тесные связи, и этот факт был настолько очевиден, что мы беспрекословно шли на контакт. Те охотники-собиратели, которые не видели необходимости в связях, вскоре становились кормом для львов. В результате их склонность к одиночеству была удалена из генофонда, и они также послужили наглядным напоминанием для тех, кто вернулся домой, что для выживания необходима связь. По этой причине наши гены подталкивали нас к соединению, наши культурные правила требовали соединения, наша родительская социализация усиливала это послание, а наша повседневная жизнь напоминала нам, что мы не можем жить без этого. Связь была очевидной необходимостью.

Но самостоятельность была роскошью. В принципе, у нас была возможность проявить самостоятельность каждый раз, когда наша группа принимала решение, которое нам не нравилось, но в реальности мы не могли поступать по-своему. Когда приходило время разбивать лагерь, если все остальные хотели идти на север, а вы - на юг, вы почти всегда шли на север. Аналогичное давление на нас оказывалось, когда мы решали, где охотиться, собирать сырье для инструментов и т. д. Нам приходилось либо убеждать людей в своей точке зрения, либо соглашаться с их. Жизнь наших предков-охотников-собирателей состояла из связей и компромиссов, а возможности для настоящей автономии появлялись лишь в отдельных случаях.

Учитывая такое положение дел, вполне вероятно, что в нас развилась тенденция хвататься за автономию всякий раз, когда она была по-настоящему доступна. Когда автономия и связь вступали в конфликт, если это было одно из тех редких обстоятельств, когда мы действительно могли позволить себе быть автономными, я полагаю, что наши предки так и поступали. Согласно этому варианту, связь была нашей более важной потребностью, но требования нашей повседневной жизни гарантировали, что наши потребности