Девушки судьбы и ярости - Наташа Нган

Без окружающей её золотисто-коричневой бычьей шкуры она выглядит жёстко и неестественно. Удивительно, что Король не прикрыл её. С другой стороны, полагаю, это свидетельствовало бы о его слабости, стало бы немым признание того, что ему стыдно за то, что сделала с ним одна человеческая девушка.

Я украдкой бросаю взгляд на его шею. Мантия короля подобрана так, чтобы скрыть место моего нападения, не привлекая к нему внимания: золотая отделка закрывает ему шею, почти как ошейник, или заколдованный браслет на моём запястье.

Я представляю, как этот воротник сжимается.

Хочется вскочить, крикнуть достаточно громко, чтобы услышал весь зал, весь дворец, всё королевство: "Это сделала я! Это была я!" Но все, конечно, знают – должны знать, учитывая, как отреагировали на моё появление. Однако заявить об этом публично – совсем другое. Посмотреть Королю в глаза, оскалить зубы и напомнить ему, что по крайней мере несколько минут он был в моей власти. Всю оставшуюся жизнь он будет носить следы моей ненависти и гнева.

Моей силы.

Мы сидим в напряжённом молчании, пока последние гости занимают свои места. Наджа присоединяется к нам последней. Сурового вида юная горничная-ящерица помогает ей опуститься на колени по другую руку от Короля. Белая лисица облачена в ляписовую мантию, расшитую серебряными нитями, с её покрытых мехом ушей свисают драгоценные камни. Она не упускает случая бросить на меня язвительный взгляд, хотя поскольку между нами Король, она сдерживается, чтобы чего-нибудь не сказать.

Я свирепо смотрю в ответ, но, как и с мадам Химурой ранее, замечаю, что с Наджей что-то не так.

Я не сразу всё понимаю. В последний раз я видела Наджу во время путешествия с Майной и остальными в поисках союзников. Она напала на нас из засады на обратном пути из дворца Белого Крыла. Мы сражались. Она чуть не убила меня; я чуть не убила её.

Там были горящие луга. Вспышка серебра. Наджа дико, по-животному завыла, когда Меррин пронзил ей руку копьём.

Должно быть, она слишком поздно добралась до шамана, чтобы залечить руку. Вот почему горничная помогает ей сесть, а ведь обычно Наджа отрубает служанкам руки за попытку прикоснуться к себе при всех. Я была не совсем в себе, чтобы заметить её раны, когда она поймала меня несколько недель спустя в пустыне, и не видела её с тех пор, как мы вернулись во дворец.

Как и в случае с Королём, я не испытываю к ней жалости. В другой жизни я, возможно, восхитилась бы честолюбием Наджи, её исключительной сосредоточенностью. Я даже понимаю её поведение по отношению к себе и другим Бумажным Девушкам, хотя и считаю его безобразным – она дитя Касты Луны, рождённая с верой в превосходство своей касты. Вероятно, она считает, что относится к нам справедливо. Но я никогда не прощу ей того, что она убила Зелле – смелую, умную, жизнерадостную Зелле, дворцовую куртизанку, которая ещё до Майны научила меня тому, на что я способна.

Надо закончить, что начали!

Это были последние слова Зелле, обращённые ко мне. И хотя она имела в виду Короля, когда я сейчас осматриваю большой зал, полный демонов, которые построили это прекрасное и ужасное место руками народа из Касты Бумаги, давя его не задумываясь, я знаю, что для того, чтобы по-настоящему закончить начатое, мало будет лишить Короля жизни.

Я сожгу всё это проклятое место дотла.

Поворачиваясь к столу, я замечаю ещё одно знакомое лицо.

Госпожа Ацзами, надзирательница наложниц Ночных Домов, где работала Зелле. Она через стол от меня. Седеющие тёмно-коричневые волосы покрывают её жилистое тело. Черты лица наполовину человеческие, наполовину собачьи. Она увлечена беседой с демоном рядом с собой. Затем одно из её собачьих ушей дёргается и поворачивается в мою сторону.

Она поднимает голову, чуть наклонив голову, и ловит мой взгляд уголком глаза.

И подмигивает.

Это занимает долю мгновения, но я знаю, что это предназначено для меня. Потому что в этот момент я вспомнила кое-что ещё, что Зелле сказала мне, когда я в последний раз видела её живой – госпожа Ацзами тоже помогает повстанцам. Именно она в первую очередь помогла Кензо завербовать Зелле.

Я смотрю на сверкающий зал свежим взглядом. Госпожа Ацзами. Кензо. Горничная, которая сунула мне в руки бритву в ночь Лунного Бала. Те при дворе, кто помогал в прошлом году несостоявшимся убийцам. Насколько бы невидима она ни была, здесь существует целая сеть демонов и людей, которые хотят того же, что и я, и тайно помогают в этом Ханно. Если я смогу выйти на них, то смогу им помочь.

Едва вернувшись в Сокрытый Дворец, я пыталась сбежать. Но что, если я могу принести больше пользы, борясь с королевским режимом изнутри? В конце концов, от яда погибло больше лордов кланов, чем от клинка. Иногда самый простой способ уничтожить что-либо – позволить ему сгнить изнутри.

Впервые за несколько недель я чувствую искру надежды.

А вместе с этим у меня рождается план.

5. Леи

Мне не терпится как можно скорее поговорить с госпожой Ацзами, но банкет затягивается, на наши столы подают одно блюдо за другим без малейших признаков остановки. Я не жалуюсь. Еда – это единственное, в чём двор всегда преуспевал, и после месяца тюремного заключения я наслаждаюсь каждым восхитительным кусочком имбирного корня в соевом соусе, ломтиками утки с тамариндом, устрицами, поблескивающими в густом рисово-винном соусе. Даже присутствие Короля едва ли портит каждый кусочек. К счастью, следуя его примеру, никто из других гостей за нашим столом не заговаривает со мной, несмотря на пристальные взгляды и язвительный шёпот. Король разговаривает в основном с Наджей. Неважно, насколько низким остаётся его тон, резкая хрипотца его надломленного голоса раздражает, как жужжание осы, и я надеюсь, что беседа правда доставляет ему боль.

Бокал саке рядом с моей тарелкой стоит нетронутым. Я пытаюсь не обращать на него внимания, даже когда тёмный комок желания скручивается внутри. Разве от одного глотка что-то изменится? А от бокала? Путешествуя с Майной и остальными, я обычно пила гораздо больше. Алкоголь обжигал горло, мир окутывался тёплым, успокаивающим покровом, от которого всё становилось проще. Здесь, среди всех этих демонов, слишком заманчиво мечтать о том, чтобы опуститься на дно и улететь прочь.

В конце концов, я удерживаю себя тем, что представляю чашу, наполненную не саке, а кровью своих друзей и семьи – кровью, которая прольётся, если я отвлекусь от главного, решу