Пшеничная вдова - Данила Скит

он рожден для чего-то более великого. А уже к обеду лорд Лонгривер взял крестьян с Кирмгофа с собой в столицу. В конце концов, рассудил он, король видит их не в первый раз, люди они ему не чужие и, стало быть, вполне может помочь. В отличие от короля Дорвуда, который только и делал, что обнажал белые зубы под рыжей бородой в унизительном хохоте. Одел он селян поприличней, распотрошив праздничные одеяния своих слуг.

– …не вижу иного выхода, мой король. Алхимик уверял, что селитра поможет. Если посыпать ею норки… урожай может пострадать, но мы готовы потерпеть, – кивнул лорд, нервно дергая за шкирку стоящего рядом мужика в белоснежной рубахе с цветочной вышивкой.

– Точно, иного выхода не видим, Ваше Величество, – подтвердил тот, совсем не страшась удушья – бычья шея его, скорее, свернула бы руку лорду.

– А через год или два селитра разойдется и будет только лучше. Я.… я лично прослежу, чтобы посыпали каждую норку. Нужно всего ничего, пара десятков мешков. Может, больше, не уверен, что во время моего отсутствия они не расплодились сильнее…

Реборн долго слушал сбивчивую, взволнованную тираду, задумчиво подперев голову кулаком: он проделал путь во множество лиг, занял трон поверженного короля, одолел инаркхов, разрушил храм, певший оды безумству, а умертвит его скука и суслики, которых он никогда даже не видел. В Глаэкоре водились совсем иные животные. Черные стволы деревьев источали смолу, а корни их – сладкий сок, служивший пищей для грызунов: крыс, песчаных крестцов, хвосты которых были жесткими и длинными, словно кнуты, когтистых пестряков… Сок был настолько питателен, что они вырастали размером с рослого кота, коты же в Глаэкоре тянулись ростом к волкам, волки были ростом с медведей, а медведи…

– Так что вы решили? – взволнованно поторопил короля лорд Лонгривер, от отчаянья потеряв всякое терпение и страх. Радуясь, что король оставался все еще серьезен, лорд нетерпеливо дернул за ворот рубахи мужика, которого так и не отпустил.

– Селитра очень нужна, – подтвердил тот, не совсем понимая, что именно он просит, – Именно так. Да.

Отполированный до блеска мрамор распростерся во всю стену, белым ветром размазывая по камню полосы крови. Глянец его играл лучами солнца, заглянувшими в большие арочные окна вместе с полуднем. В зале стало по-уличному светло. У ступеней перед троном, вбитым в мрамор, стоял длинный, заваленный бумагами стол. За ним восседали десница, Вердан Торрелли, королева, на коленях которой покоился рыжий глаэкорский котенок размером со взрослую теллокстоскую кошку и сир Хардрок, которого пригласили исключительно как человека сведущего. Остальные члены малого совета были еще не назначены – король разглядывал долго, прежде чем принять окончательное решение. Но и этого было вполне достаточно, чтобы вершить судьбы сусликов, рассудил он.

– Сир Хардрок? – Реборн обернул взгляд на задумчивого северянина, нависшего над столом, словно коршун. Казалось, еще пара дюймов, и он клюнет носом бумаги на столе.

– Черна ли в Кримгофе почва? – спросил Турун Хардрок, не в силах припомнить детали своего похода.

– Разожмите ладонь, лорд Лонгривер, – сказал Реборн, не доверявший словам людей, на глотке которых сжимались господские пальцы, – Пусть он говорит свободно.

Отбеленный лен выскользнул из хватких рук. Словно очнувшись, Раймонд вытер вспотевшие ладони о камзол. Несмотря на жаркую погоду, весь он был оторочен мехом. Многие в зале гадали, чей это мех. Не трофейный ли, и не носится ли исключительно из ненависти.

– Черна, сир, – произнес мужик, одергивая рубаху, – Совершенно черна. Как совесть трактирщика, что за пенное тройную цену дерет.

– Везде ли она черна, или только посреди вашей деревни?

– Везде, сир. От взора до взора, ведь места наши плодородные. Там всегда всякое водится, но грузди едят только эти черти.

– А.… эти грузди… Только ли в Кирмгофе такие ядовитые?

– Не могу знать, сир, – почесал затылок мужик, – Но на болотах они светятся, а не на болотах обычны.

Задумчиво потеребив угол желтого пергамента, сир Хардрок отложил его, прижав к столу увесистой чернильницей. Невесомые края его тут же вздулись, желая подчиниться гуляющему по залу ветру.

– Жалко травить плодородные земли, – вынес вердикт он, – Селитра грозна. Как и всякое лекарство, малая порция лечит, большая – губит. Я это знаю. Любая тварь желает жить. Грызуны покинут свои норы и выроют новые, а земля останется ядовита. Чернозему не нужно сдабривание, всякий избыток превратится в убыток. Там, где заляжет селитра будет выжжен урожай, трава отравит птиц, коров, лошадей… и людей. Стоит ли хороший сон этой жертвы? Таковы мои мысли.

Лорд Лонгривер осунулся, щеки его вытянулись и поплыли, одежда потянулась к полу, как и сам он весь. Селяне за его спиной вмиг оживились, до того стоя на коленях перед королем, а теперь, видимо, пожелавшие встать. Очевидно, сон им оказался дороже собственной жизни. На том свете он вечен, они еще успеют выспаться, подумал сир Хардрок.

– А что, если сдобрить селитрой только болота, на которых растут грибы? – спросил у Хардрока Реборн и лорд в одно мгновение оживился, в его глазах заблестел огонёк надежды.

– Грибы вбирают в себя многие яды, – согласно кивнул Турун Хардрок, – Но те, кто пропитан турмалином, хладнокровен к селитре. Корни груздей не заберут ее, мы только отравим болота и все, что в них живет.

– Откуда вы это знаете? – спросила Исбэль, думая, что однажды все-таки наберется смелости спросить Хардрока, кем же он был до того, как стал лекарем.

– Знаю.

На коленях королевы тихо мурлыкал кот, шея которого была стянута огромным пурпурным бантом. Сама Исбэль походила на только что разлепивший глаза рассвет, ее персиковое платье слегка отливало солнцем и почти сливалось с питомцем. В последнее время Исбэль налегала на персики и даже одежду выбрала под цвет. Кот делал вид, что его все устраивает, но на самом деле срывал бант каждый раз, когда королева засыпала, а он отправлялся на охоту за пределы замка. Глаэкорские коты были ласковы к хозяевам, но никогда не забывали о лесном духе. Исбэль не верила, что он способен на подобное и искала среди слуг предателя, ворующего атлас у ее любимца.

– Что, если вместо селитры отправить к сусликам хищников? – спросила она, – шипастые торгарцы хорошие охотники. Они могут завалить даже быка, я сама видела… Несколько можно снять с житниц и еще с десяток живут в замке. Многие из них рвутся на свободу, я согласна отдать тех, кто не желает жить в неволе.

Она была готова признать свою ошибку. Когда Реборн разрешил привести в замок шипастых торгарцев, она сразу выбрала и рыжего, и белого, и пятнистого… а