Хрустальная ложь - М. Эль

против всех. Хрупкая на вид, но несгибаемая в своей решимости, она сломила их, одного за другим, предъявила неопровержимые доказательства, заставила виновного признать поражение. И всё-таки добилась своего, обеспечив правосудие там, где его, казалось, не могло быть.

Но победа не принесла радости. Лишь пустоту. Выжженную землю в душе, где должны были цвести цветы триумфа. У нее редко такое. Где-то на середине дороги к своему дому она поняла: не хочет туда возвращаться. Не хочет снова слышать звонок от коллег, поздравляющих с очередной победой, не хочет смотреть на кипу бумаг, оставшихся на столе, на свой идеально выверенный, но такой одинокий порядок.

Она знала, куда идти. Единственное место, где она могла позволить себе не быть Лилит Рихтер, адвокатом дьявола и сбежавшей мафиозной принцессой.

Дом Виктора Энгеля — высокие стены, темные стекла, камеры по периметру и охрана, что узнала её с первого взгляда и молча, без вопросов, кивнула, пропуская внутрь. Дождь стекал по капюшону её дорогого, но теперь уже промокшего пальто, пока она поднималась по ступеням. Она не стучала. Дверь открылась, как будто он ждал.

Мужчина стоял в гостиной — без пиджака, в расстегнутой на несколько пуговиц белой рубашке. Документы были разложены на низком журнальном столике. Сигара дымилась в хрустальной пепельнице, в бокале — полпальца янтарного бурбона, который медленно вращался, отражая свет камина.

Он поднял глаза — и в тот же миг всё в нём изменилось. Из хищника, из привычно сдержанного главы, чья каждая мысль была просчитана, он превратился в мужчину, который просто увидел ту, кого не хватало, кто наполнил пустоту в этом огромном доме.

— Змейка? — его голос прозвучал мягко, почти удивлённо.

Валерия стояла на пороге, промокшая до нитки, с усталым лицом и глазами, в которых плескался целый океан невыплаканных слёз. Молча.

Виктор подошёл ближе, не спрашивая ничего, не задавая ненужных вопросов, и просто открыл руки.

— Иди сюда.

Она не раздумывала. Не сопротивлялась. Просто шагнула, позволяя себе утонуть в его объятиях, в его тепле, в его силе. Голова легла ему на грудь, и всё внутри дрогнуло — слишком знакомо, слишком правильно, как будто она наконец-то вернулась домой.

Мужчина молча провёл ладонью по её волосам, убирая мокрую прядь с лица, потом чуть наклонился, коснувшись губами её виска.

— Тише, — шепнул он, его голос был низким, успокаивающим. — Моя умница… мой маленький борец за справедливость.

Её губы дрогнули — то ли усмешка, то ли сдержанная слеза, которая так и не посмела упасть.

— Я просто устала, — прошептала она, её голос был едва слышен. — Очень.

— Знаю. — Виктор подхватил её на руки, будто она была хрупкой, лёгкой, невесомой, хотя она и сама чувствовала себя такой. — Всё, хватит быть сильной.

Она тихо вздохнула, уткнувшись в его плечо, чувствуя, как напряжение медленно покидает её тело.

— Не надо… я сама…

— Знаю, — он усмехнулся, его подбородок коснулся её макушки. — Но мне так спокойнее.

Мужчина нёс её по коридору, а сам кидал короткие, отрывистые приказы охране, которая тут же исчезала в тенях:

— Тишина в доме. До утра никого.

Слуги, охрана — все знали этот тон. Когда босс так говорил — значит, речь шла не о работе, не о делах клана. А о ней.

Виктор положил её на кровать в своей спальне. Осторожно снял с неё промокший пиджак, затем туфли, укрыл одеялом, её ресницы дрожали, будто она боролась со сном.

— Виктор… — пробормотала она, полусонная, но в её голосе звучало искреннее удивление. — Зачем ты всё это делаешь?

— Потому что могу, — ответил он просто, словно это было самым очевидным ответом в мире. — И потому что должен.

Мужчина опустился на край кровати, провёл ладонью по её щеке, его прикосновение было нежным, но твёрдым.

— Ты не обязана всегда спасать всех вокруг. Позволь хоть раз кому-то позаботиться о тебе.

Валерия чуть усмехнулась. — Ты и забота? Ты же мафиози, а не психотерапевт.

— Ошибаешься. Иногда я и то, и другое, — сказал он с тёплой улыбкой, в его глазах появилось то самое выражение, которое видела только она. — Особенно, когда рядом такая упрямая девочка.

— Девочка? — прищурилась она, пытаясь изобразить возмущение, но её голос был слишком слабым.

— Моя маленькая девочка, борец за справедливость, — повторил Виктор, мягко, почти шёпотом, словно это было её самым секретным именем.

И в этих словах не было ни насмешки, ни снисхождения — только ласка, которую она так редко слышала, и которую так отчаянно заслуживала.

Валерия почувствовала, как сжимается горло. Никакие победы, никакие аплодисменты не стоили того, чтобы кто-то сказал ей это таким тоном — без оценки, без расчёта, просто с любовью, которая проникала сквозь всю её броню.

Она положила ладонь на его руку, сжимавшую край одеяла.

— Не уходи.

— Даже не собирался.

Виктор лёг рядом, не касаясь, лишь убирая выбившуюся прядь с её лица. Она закрыла глаза и впервые за долгое время позволила себе просто — выдохнуть. Всё напряжение дня, все годы борьбы, вся усталость — всё это медленно вытекало из неё, растворяясь в его тепле.

Он гладил её волосы, шепча тихо, почти на грани сна:

— Вот так, Рия… спи.

— Ммм… Виктор, — прошептала она сквозь дрему, её голос был еле слышен. — Спасибо…

— За что?

— За то, что… не отпускаешь.

Мужчина улыбнулся, поцеловал её в лоб и тихо ответил, его голос был полон обещания, что проникало в самую душу:

— И не отпущу. Никогда.

Ночь прошла в тишине. Дом дышал мягко, словно подстраивался под дыхание спящей госпожи. И впервые за много лет Виктор понял: никакая власть, никакие кланы, никакие завоевания не стоят того, чтобы потерять этот миг — когда его маленький борец за справедливость спит рядом с ним, а мир впервые не требует от них войны, а лишь покоя.

Валерия проснулась с первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь тяжёлые шторы спальни Виктора. Город ещё спал, но для неё день уже начался. Никаких сообщений. Никаких голосовых. Он удалил их. Она сделала вид, что ничего не произошло. Впрочем, это было её привычное состояние.

Весь день прошёл в лихорадочном ритме. С утра — четыре часа изматывающего судебного заседания, где она, Лилит Рихтер, разнесла в пух и прах аргументы оппонентов, демонстрируя хладнокровие и остроту ума, которые принесли ей легендарную репутацию. Затем — встреча с клиентами, срочные звонки, бесконечные документы, требующие её внимания и подписи. Она работала, как одержимая, пытаясь заглушить то странное, ноющее чувство, которое поселилось в её груди с отъездом Виктора.

К позднему вечеру, когда город уже снова погрузился в свои