Когда небо стало пеплом, а земля инеем. Часть 1 - Юй Фэйинь

к мгновенному взрыву. Её пальцы с силой впились в резные подлокотники кресла. Сейчас, — настойчиво, как бой барабана, шептал ей внутренний голос, голос Снежи, знавший запах крови и предательства. Что-то должно произойти сейчас.

И это «что-то» произошло.

Император взял кисть. Его движение, отточенное тысячами подобных церемоний, было на первых порах уверенным и плавным. Кончик кисти коснулся шёлка, и чёрный, как самая глубокая ночь, иероглиф «Счастье» лег на белоснежную поверхность — идеальный, безупречный символ благопожелания.

Он перевёл кисть, готовясь вывести второй иероглиф — «Долголетие». Но в этот момент первый палец, прижимавший ручку, внезапно онемел. Ощущение было странным, холодным, будто в палец впилась невидимая ледяная игла. «Странно…» — мелькнуло у него в голове, мимолётная, не успевшая оформиться мысль.

Он попытался провести первую черту иероглифа, но линия пошла криво, дрогнула, превратившись в неуверенный зигзаг. По его руке пробежала судорога. Пальцы разжались сами собой, и кисть с лёгким стуком упала на поднос, оставив на безупречном свитке уродливое, расползающееся чёрное кляксу, похожую на паука.

Император медленно поднял свою руку и посмотрел на неё с немым недоумением. Он увидел, как от кончиков пальцев к запястью медленно, неумолимо, словно ядовитый папоротник, ползёт синева. Она была неестественного, свинцово-лилового оттенка, и с каждой секундой становилась всё темнее.

Он попытался что-то сказать, но из его горла вырвался лишь хриплый, булькающий звук. Его тело затряслось, и он осел на трон, больше не символ власти, а просто умирающий человек, в глазах которого застыли шок и непонимание.

Иероглиф «Долголетие» так и не был написан. Вместо него на шелке осталось лишь предсмертное пятно, а в воздухе повисла леденящая душу тишина, нарушаемая лишь его прерывистым, хрипящим дыханием. Долголетия не будет. Только смерть, пришедшая в самый разгар праздника под видом благословения.

Украшенные золотом и нефритом двери тронного зала с оглушительным, рокочущим грохотом распахнулись, ударившись о стены.

Но это были не слуги с дарами и поздравлениями. В проёме, залитом светом из коридора, возникла сплошная, безликая стена из стали и человеческой плоти. Императорские стражи. Не парадные статисты, а воины в полных боевых доспехах, с закрытыми шлемами, из-за которых не было видно глаз. Их было не двадцать, не пятьдесят — их были сотни, тёмная, безмолвная река, хлынувшая в зал. Они ввалились внутрь тяжёлой, ритмичной поступью, их массивные доспехи с грохотом звенели, заглушая замершую музыку и оборвавшуюся на полуслове молитву жреца. Обнажённые мечи и алебарды холодно, смертельно блестели в отсветах тысяч дрожащих свечей, отбрасывая на стены и потолок зловещие, пляшущие тени.

Наступила оглушительная, давящая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым, хриплым дыханием солдат и металлическим лязгом их движения.

Императрица же оставалась сидеть на своём троне неподвижно. И на её устах застыла странная, откровенно довольная, почти триумфальная улыбка. Она наблюдала. Мэйлинь, в своём ослепительном наряде, вскочила на ноги, и её глаза горели диким, жадным, ненасытным блеском. Она смотрела на происходящее не со страхом, а с восторгом хищницы, видящей, как срабатывает её капкан.

Начало захвата было бесшумным и стремительным. Солдаты, не говоря ни слова, стали расходиться по периметру зала, оттесняя испуганных гостей к стенам, оцепив тронное возвышение. Клинок алебарды лег на плечо ошеломлённого Шэнь Юя, а дрожащую Сяофэн грубо оттолкнули назад. Власть в зале сменилась в одно мгновение, без единого выстрела, под аккомпанемент всеобщего ужаса.

Стражи, не произнося ни единого слова, начали действовать с пугающей, отлаженной синхронностью. Они не атаковали, не убивали — они методично, как машина, стали окружать гостей. Тяжёлые, стальные клинки были направлены не для удара, а для устрашения, создавая смертоносный частокол. Они сжимали кольцо, безжалостно оттесняя перепуганных, мечущихся чиновников, дам и генералов от стен к центру зала. Крики ужаса, возмущённые возгласы и мольбы тонули в грозном металлическом лязге и тяжёлом дыхании солдат. Никто не смел оказать реального сопротивления — одно неверное движение, и острый край мог впиться в плоть.

Сяо Вэй отчаянно вскрикнула и инстинктивно, как ребёнок, прижалась к Тан Лань, её худенькое тело дрожало, как осиновый лист на ветру.

Тан Лань не двигалась. Она сидела, вцепившись в подлокотники, её взгляд был прикован к императрице с такой интенсивностью, что, казалось, мог прожечь дыру в шёлковом занавесе. Её худшие опасения подтвердились с пугающей точностью. Это был не просто сбой в церемонии. Это был переворот. Или его тщательно спланированная инсценировка. И всё это цинично происходило под благовидным предлогом «обеспечения безопасности» императора.

В этот момент глава стражи, высокий офицер с лицом, высеченным из гранита и лишённым всяких эмоций, шагнул вперёд. Его голос, громкий и металлический, прокатился по залу, заглушая последние всхлипы:

— Во дворце обнаружен гнусный заговор против его величества императора! — провозгласил он, и каждое слово падало, как молот. — По приказу её величества императрицы и наследной принцессы Тан Мэйлинь, все присутствующие находятся под арестом до полного выяснения обстоятельств! Предатели будут найдены и сурово наказаны по всей строгости закона!

Его слова повисли в наэлектризованном воздухе, тяжёлые, гулкие и абсолютно бессмысленные. «Заговор»? Это была откровенная ложь, ширма. Ловушка, в которую угодили все, от самого императора до последнего мелкого чиновника. И те, кто её расставил, теперь с холодными улыбками наблюдали за всеобщей паникой, которую сами же и спровоцировали.

Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь предсмертными хрипами императора. И в этой звенящей пустоте раздался голос Императрицы. Чистый, холодный, отточенный, как лезвие, он резал воздух, не оставляя места для сомнений или возражений.

Она не вскочила с места, не засуетилась. Напротив, её поза стала ещё более величавой, когда она медленно поднялась со своего трона. Её лицо было бледным, но не от страха, а от сосредоточенной, ледяной решимости. В её глазах не было и тени горя или паники — лишь холодный, безжалостный расчёт.

— Его Величество пал жертвой гнусного заговора! — её голос, усиленный навыком владения ци, прокатился по залу, достигая самого дальнего угла. В нём не было дрожи, только стальная власть. — Яд… Поданный рукой предателя здесь, на наших глазах, во время священного ритуала!

Она сделала паузу, её взгляд скользнул по искажённым ужасом лицам придворных, будто выискивая виновных.

— В этот час величайшей скорби и смертельной опасности для династии, — продолжала она, возвышая голос, — я, как мать нации и верная супруга, обязана принять на себя бремя власти, чтобы спасти империю от хаоса! Отныне и до момента раскрытия всех нитей заговора и поимки убийц, в столице и во всём дворце вводится военное положение!

Эти слова повисли в воздухе, тяжёлые и необратимые.

— Вся власть переходит к Верховному командованию императорской гвардии, —