Неистовые. Из огня да в полымя - Алиса Перова

— И этот муд… мудрый парень хотел триста штук? — уточнил обалдевший Генка. — Ну, Малкин, вот же чёрт! Что ж, счёт к нашему автолюбителю растёт, как на дрожжах.

— Ты что, п-правда собираешься с него спрашивать? — бормочу недоверчиво. — Это же п-по моей вине.

— Так ведь он сам оценил ущерб. Конечно, собираюсь.

— Но всё ведь обошлось… я думала, что ты просто п-попугать его х-хочешь.

— Обошлось?.. Не-эт, ничего не обошлось, девочка, — Генка мгновенно перестал улыбаться и жёстко отчеканил: — Каждый, назвавшийся мужиком, должен отвечать за свой базар. Зато в следующий раз будет умнее. Кстати, если хочешь, можем ему реквизиты твоего хвостатого питомника скинуть. Кажется, это уже становится традицией.

Точно. Я с завидной регулярностью вляпываюсь в дурные истории, а Генка меня спасает. Вот не зря Кирилл говорил: «Прежде чем завести Геныча, стоит выяснить, есть ли у него тормоза».

Но сейчас я желаю иной компенсации. И очень надеюсь, что со мной он тормозить не станет.

Я провожу пальцем по его губам, разгоняя зловещую улыбку и планы о мести, и напоминаю о себе:

— Генка, я з-замерзла.

— О! — очнулся он, выныривая из своих мыслей. — Это мы сейчас быстро исправим.

Глава 7 Стефания

Мужик сказал — мужик сделал. Согрел! В машине уже о-очень жарко!

О, Господи, да какое там жарко — я сейчас воспламенюсь!.. А Геныч все продолжает тормозить. У меня уже губы болят от поцелуев, пульс зашкаливает, руки дрожат… в животе огненный смерч беснуется!.. А трусы и ныне там. То есть на мне. Да этот горе-потаскун всю талию мне изломал своими ручищами. Как будто во мне сломать больше нечего!

Оседлав Генкины бедра и обхватив ногами его торс, я заглядываю ему в глаза.

— Гена, я тебе нравлюсь?

Дурацкий вопрос, потому что прямо сейчас я сижу на ответе. Сижу очень беспокойно и провокационно, отчего Генкина симпатия растет и крепнет… а толку?

Он промолчал и странно усмехнулся, а его руки еще крепче стиснули мои бедра. И пальцы продолжили поглаживать обнаженную кожу над резинками чулок. А выше — никак. Вот что с ним делать?

Понимаю, что наше счастье в наших руках, но я же девочка… это ведь он должен меня соблазнять. А передо мной кремень, чтоб его! Или дуб!

Сквозь гладкий шелк рубашки я глажу ладонями могучие плечи, мощные бицепсы, каменные грудные мышцы и быстро расстёгиваю несколько пуговиц на его рубашке. Генка рвано вздыхает, но молчит, а его пальцы сильнее впиваются в мои бёдра. Да бог с ними, с синяками.

С пуговицами покончено. Я вытягиваю полы рубашки из брюк, развожу их в стороны, освобождаю плечи…

Ох, мамочки, какое у него тело — с ума сойти!

Прикасаюсь руками к его обнажённой груди, глажу и осторожно прикасаюсь губами. Генка вздрагивает и со свистом втягивает воздух, а меня саму потряхивает от его реакции и собственной смелости. Не останавливаясь, я смещаюсь назад и провожу пальцами по его животу… и, не позволяя себе передумать, расстёгиваю брючный ремень. Генка делает короткий вдох, будто хочет что-то сказать, но молча выдыхает и смотрит на меня совершенно безумным взглядом.

А может, он девственниц боится? Тогда он рискует быть изнасилованным девственницей.

Куда-то подевались смущение и страх, и больше не осталось сомнений. Здесь и сейчас я главная и упиваюсь своей властью. И до безумия люблю этого мужчину! За то, что он дает мне эту власть… за то, что бросил все, чтобы спасти меня, глупую самонадеянную девчонку, и подарил мне новогоднюю сказку… за то, что смотрит на меня так, будто прекраснее и желаннее нет никого на всем белом свете. За то, что он именно такой — добрый, сильный… необыкновенный!

И вот, когда я, наконец, победила мужские брюки, моя отвага дала сбой. Ох, это чересчур интимно. Не зная, куда девать свои руки, я с отчаяньем вцепилась в ремень и подняла глаза, чтобы встретить очумевший взгляд Генки, в котором явственно прочитала: «И это всё?»

— Гена, ты п-поможешь мне с п-платьем? — мой беспомощный писк прозвучал очень тихо и жалобно. Какой же я, наверное, выгляжу дурой.

— Конечно, мой Ангел, — Генка вымученно улыбается и, перехватив мои руки, подносит к своим губам. Целует по очереди каждую ладошку, осторожно притягивает меня к себе и шепчет в губы: — Только не здесь.

— А… а г-где? — спрашиваю растерянно. — Мне к-казалось, что мужчинам н-нравится в-в…

Язык вдруг перестал мне подчиняться, кровь прилила к лицу, а я зажмурилась, чтобы не видеть Генкину реакцию на моё жалкое блеянье.

— Вряд ли это твои собственные наблюдения. Я прав? — он говорит очень ласково, гладит меня по волосам, по спине и, не дожидаясь моего ответа, успокаивает. — С тобой мне понравится в любом месте, и машина — не худшее из них, но… давай наш первый раз будет не здесь. Хотя, видит бог, мне очень нелегко сдерживаться. Прости, малышка, мне так не хочется тебя разочаровывать.

А на меня разом накатывают облегчение и жгучий стыд. Не в силах посмотреть Генке в глаза, я обнимаю его за шею и шепчу куда-то в затылок:

— Это ты меня п-прости… я просто х-хотела…

— Чш-ш-ш, — он прерывает мой бессвязный лепет, гладит, целует, укачивает и тихонько хмыкает. — А уж я-то как хотел!

— Ген, только, п-пожалуйста, не думай об-бо мне…

— Никак не могу, — перебивает он меня и, шумно вдыхая воздух, стискивает почти до боли. — Совсем не могу о тебе не думать.

— П-правда? — я непроизвольно всхлипываю и тоже обнимаю его крепче. А слёзы сами капают из глаз — то ли от радости, то ли от собственной неловкости. — И я тоже н-не могу. Только я не х-хочу, чтобы ты думал п-плохо…

— Да ты что, моя маленькая, ты чего там себе напридумывала? Нет, я, конечно, тот ещё злодей, но плохое о тебе мне бы и в голову не пришло. Хотя… — Генка хохотнул, — подслушай мои мысли Александрия, непременно сочла бы их ужасными.

— Расскажешь мне? — я улыбаюсь сквозь слёзы, уже догадываясь о направлении его мыслей и представляя свирепствующую Сашку.

— Не-эт, я тебе лучше покажу, — таинственно обещает Генка, и по его голосу я слышу,