Пшеничная вдова - Данила Скит

было бы плохо, будь она живая и свалилась в такой кипяток», – подумал Карл. Ульрик, наконец, оторвался от Эсмер, призвавшей его проявить сознательность по отношению к долгу перед королевой.

– Король Бернад согласился встретиться с сыном, – Фредерик явно запыхался, лоб его покрылся испариной, а полные щеки алели. На тонком стальном шелке его туники выступили темные следы пота, – Встреча произойдет сегодня на закате. На скале Отречения.

– О Боги! Это хорошие вести, – выдохнула Исбэль, пытаясь успокоить колотящиеся сердце.

– Только… – замялся Фредерик, подойдя чуть ближе.

– Говори, не тяни, – не выдержала Исбэль.

– Король Бернад просил передать вам кое-что.

– Что же? – изумилась Исбэль.

– Что север не прощает обид, – сказал Фредерик и в воздухе блеснуло острие кинжала.

Исбэль вскрикнула и зажмурилась, отскочив на шаг назад. Отступить далее у нее просто не хватило сил, тело будто окоченело, превратившись в ледяную статую. Она открыла глаза, когда рядом послышалось возня, пыхтение и крики перепуганной Эсмер. Половинчатый Рыцарь успел перехватить руку убийцы, вывернув запястье с оружием, в это время Ульрик уже вынимал из ножен меч.

– Стойте! – вскричала Исбэль, останавливая меч Ульрика прямо в воздухе, – Уберите меч, сир Ульрик, – сказала она голосом, в котором не было и толики мягкости, – Держите его.

Карл схватил Фредерика с одной стороны, Ульрик – с другой. Тот попытался вырваться, но по его телу лишь прошли тучные волны и тот затих.

– Почему? – спросила она.

– Север не прощает обид, – отозвался он и Исбэль поняла, насколько же сильно он ненавидит. Она была слепа, если не видела этого раньше.

– Ты! – прошипела Исбэль, – Ты посмел поднять руку на моего ребенка. На мое дитя! – вскричала она громко, вмиг став похожей на разъяренную ведьму, чем изрядно перепугала рыцарей.

Фредерик Толли открыл было рот, но Исбэль не дала вымолвить ему и слова:

– Молчи! Что бы ты не сказал, все – ложь и ненависть! Тебе не вымолить прощения… Каждый получает то, что заслуживает, хочет он того или нет, – глаза Исбэль полыхали зеленым огнем ярости. Женщина, защищающая свое дитя, может быть адски страшна, с удивлением понял Ульрик и на всякий случай усилил хватку. Фредерик простонал от боли. Выпустив острые коготки, Исбэль вытянула вперед руки. Схватив ими щеки Фредерика, она оставила мелкие красные отметины на рыхлой белой коже:

– Я сделаю все вздохи, – произнесла Исбэль, ловя испуганный взгляд жертвы, – Ради тебя я дойду до последнего.

Фредерик чувствовал мятное дыхание, и это дыхание замораживало волю. Когда он досчитал до семи, то дернулся в последней попытке уйти от своего приговора, но хватка ослабла только после восьмого вздоха.

– Отпустите его, – отдала приказ Исбэль, отстранившись на шаг.

– Но королева…

– Пусть идет, – отрезала она.

Фредерик, не веря во внезапную удачу, начал медленно пятиться, но через мгновение уже отворил тяжелую дверь и сбежал по лестнице – вниз.

– Беги, – шипела ему вслед Исбэль, – Беги быстро, тебе все равно не получится уйти. Смерть не гонится следом. Она уже внутри.

Ведь Исбэль знала, что ее проклятье не покинуло ее, оно тоже внутри. И Фредерик бежал. Настолько быстро, насколько мог. Мелькали колонны, глядели со стен гобелены и тут же провожали следом, отскакивали в сторону служанки. Мужчина остановился только тогда, когда стало труднее дышать.

– Боги, как жарко, – согнувшись, прохрипел он, – Как жарко…

Ему показалось, что тело его охватил пламень. Хотя он и стоял прямо в объятьях промозглого осеннего бриза, кожа его горела, горело и нутро. Когда он попытался сделать следующий вздох, то свалился наземь. Через мгновение он был уже мертв.

Глава 41. Семья

Огромный палец скалы Отречения навис над морем, прямиком указывая на далекий горизонт, опоясанный тонкой алой лентой заката. Ночь робко дала о себе знать, но еще немного и Жница окончательно отберет у дня солнце. Это место было выбрано не случайно: срединные скалы, отрезанные от двух армий, не давали возможности приблизиться ни одной из них – переговорщики полагались только на те силы, с которыми пришли.

– А, жив еще, старый хрыч? – Бросил Бернад лорду Торелли, как только взобрался на скалу в окружении красных шлемов. С ним была дюжина королевских стражников, держащих руки на рукоятях мечей.

– Как видите, мой король, – ответил лорд Торелли, поравнявшись с Реборном, – Но стар я не больше, чем вы, так что еще повоюю.

Реборн тоже пришел не один, дюжина на дюжину – на скале Отречения собрались равные силы, с ним был лорд Торелли, сир Родерик, Беккет с Хубертом и еще восемь хороших мечников, которые могли составить достойную конкуренцию охране короля.

– Ага, я, значит, все еще твой король?! – вспылил Бернад, – а не подлость ли – присягать двум королям одновременно?

– Я присягнул в верности вашему сыну, – лорд Торелли погладил синюю бороду, увенчанную тремя золотыми кольцами. На теле его не было лат, только панцирь из плотной вареной кожи, по коричневому, почти черному кожаному доспеху были выжжены изображения зубастых транталов. Меч лорда Торелли висел на бедре слева, на гарду он положил левую пятерню с пальцами в количестве, соответствующем здоровой руке, – Две присяги – удел трусов и обманщиков. Мне скрывать нечего, король Бернад, доблесть моя чиста.

– Доблесть престарелого скотовода, которому моча вдарила в голову, – усмехнулся Бернад, который в отличие от лорда Торелли был облачен в стальной доспех. Пластины доспеха были тонки, прочны и подвижны на руках, плечах и ногах. Монолитная грудная пластина украшалась тонкими золотыми линиями, рисуя на животе лезвие меча, гарда его приходилась аккурат на сердце. С плеч Бернада струился черный бархатный плащ, подбитый золотым, – Привести бы сюда твою жену, чтобы она указала тебе место, да та померла. С таким характером, она, скорее всего, жарится в пекле. Как тебе угораздило породниться с такой гадюкой? Видят Боги, за свое предательство ты попадешь туда же, к ней! Не надейся убежать с Идущим по Небу.

Вердан Торелли поджал губы, совсем не обрадовавшись такой перспективе.

– Здравствуй, отец, – нарушил молчание Реборн, которому надоело это препирательство.

– Я, вижу, у тебя прорезался голос, – не ответив на приветствие взаимностью, снисходительно ответил Бернад, – Ну давай, расскажи мне, почему ты решил предать собственного отца как подлая гиена.

– Это ты собрал армию и пошел на меня с войной.

– А до этого ты созвал знамена! Скажешь, не так, а? Или ты собирал таких же предателей чтобы почесать спину Безумного?!

– Тогда скажи, что не пошел бы на меня с войной, если бы я не начал укреплять город, – голос Реборна казался спокойным и ровным. Кровь на его рассеченном