Пшеничная вдова - Данила Скит

Исбэль отстранилась, обиженно запахнув полы сорочки:

– Твои солдаты грубы с Теллокстоскими женщинами. Поступают жалобы что они слишком приставучи, – ответила она и волосы ее пушились под натиском вечернего бриза. Реборн лежал на подушках в своем любимом вечернем костюме – совершенно нагой.

– Нрав южанок горяч, как и солнце, обжигающее их обнаженные плечи. Северяне не привыкли ни к тому, ни к другому. В жару хочется напиться. Но насколько я знаю, мои солдаты утоляют жажду в борделях.

– Нет, – нахмурилась Исбэль, – Не только в борделях. Все стало гораздо хуже. Армия слишком зачастила в дома терпимости. Девы ночи на это жалуются. Шлюхи!

– Северяне крепки в любви.

Это уж Исбэль знала не понаслышке.

– Девы ночи не справляются. Начали страдать не только общественные женщины. Я хочу, чтобы ты решил этот вопрос, – Исбэль сдвинула брови.

– И как же ты хочешь, чтобы я это сделал? Легче запретить им дышать, и того проку будет больше, – тяжко вздохнув, ответил Реборн, он уловил решительность в голосе жены. Заначит, сегодня точно не отстанет, понял Реборн.

– Я всегда была против борделей, но приходилось с ними мириться. Однажды в столице запретили алкоголь и люди стали травиться домашними настойками на грибах. Боги не создали из нас пьяниц, но мужчины все равно тянутся к бутылке. Боги обязали их тянуться к женщине, так что будет, если запретить им посещать дома терпимости?

– И все же есть в тебе капля мудрости, женщина.

Не в первый раз Исбэль пытается убедить его повлиять на своих солдат, и порядком подпортила ему нервы. Он бы ее выпорол, но опасался, что ей это понравится. Реборн протянул руки, увлекая на себя картинно обиженную Исбэль.

– Не куксись, котенок, – Исбэль смотрела глазами большими и жалостливыми, а Реборн корил себя за мягкость собственного сердца. Отец-таки оказался прав: со временем Исбэль все чаще ломала его волю и все чаще он исполнял ее желания. Он иногда задавал себе вопрос, каким был бы Теллостос, не делай он этого. Наверное, нужно было быть строже, но зачастую Реборн не находил в себе силы сказать жене «нет».

– Рассели их по свободным кварталам и разреши брать в жены южанок. А кто женат, пусть привезет семьи из Глаэкора и получит нашу защиту от твоего отца, – Исбэль прижалась к Реборну, все такая же недовольная, – Крестьяне пусть идут в феоды лорда Лонгривера. Коты как раз расправились с сусликами, крестьяне теперь не боятся обрабатывать земли и осваивать болота, ему нужны руки. Ремесленникам тоже найдется применение. Зачем держать столько людей в столице? Или ты все еще боишься своего отца?

– Я никого не боюсь, – грозно ответил Реборн и нахмурился, обнажив свое недовольство. И все же, на него всегда это действовало, удовлетворенно подумала Исбэль.

– Помнишь, ты обещал вернуть мне всех, – тихо прошептала Исбэль, ласково кладя голову на его грудь, – Верни мне их.

– Я никогда не нарушаю обещаний.

Только спустя годы людям стал понятен истинный смысл пророчества. Мертвые восстали, родившись вновь, глотки тысяч младенцев оповестили об этом мир. Они пошли за своим королем. Через двадцать весен у Реборна появилась еще одна армия, когда север соединился с югом, ожили новые кварталы, а суслики уже никого и никогда не страшили. Королева родила шестерых. Ровно по числу тех мужей и женихов, что потеряла пшеничная вдова. Все они были либо зачаты, либо рождены на пшеничную весну, каждую четвертую. И как бы не старался король, не получалось зачать ни позже, ни раньше. А старался он всегда самоотверженно, как и полагается северянину.

Первенца назвали именем Касса – ее любимого младшего брата, второго – Лорел, как старшего брата, а третьего сына – Дорвуд, в честь отца. Король сдержал свое слово, вернул ей и их.

После первого разрешения от бремени королева вилась вокруг первенца, шипя и не подпуская никого, кроме кота и, временами, его родного отца. Помутнение ее продолжалось несколько недель и Реборн твердо убедился в том, что женщины теряют разум, когда становятся матерями. Приближался к наследнику он с осторожностью, опасаясь, что королева еще раз его укусит.

– Прошу, любовь моя, пусть хотя бы одно дитя унаследует фамилию Фаэрвинд. Не первенец, ибо просить о таком невозможно, – Исбэль честно выдержала несколько месяцев без всяких просьб. Далось ей это нелегко, – Любой, кто первым родится рыженьким, – Исбэль была ласкова, словно кошечка. Она гладила Реборна по плечам и голове, запуская пальчики в густые кудрявые волосы, целовала его макушку и уши. Реборн уткнулся в ее располневшие груди, вдыхая родной запах вербены и теплого молока. – Лорд Лоухерт как-то обмолвился, что верность его ко мне безгранична, но на троне все равно Блэквуды. Старая монархия погибла… Думаю, печалится не только он. Если благородные лорды будут знать, что один из наследников мужеского пола несет фамилию деда, то перестанут шептаться. Кто знает, чем это может обернуться в будущем? Мы должны даровать им хотя бы призрачную надежду, что отпрыски Фаэрвинд когда-нибудь займут трон, если на то будет воля богов. Это охладит их недовольство.

Рыжим родился Лорел, и он унаследовал фамилию Фаэрвинд.

Люсьен вырос размером с огромного волка и ростом своим почти догнал Лютого. Он все же был уличен в коварстве, когда королева вставала ночью к младенцу. Кот разбил ее сердце в тот момент, когда стянул бант с пушистой шеи и метнулся в сторону балкона. И все же, со временем они с королевой пришли к согласию: Люсьену было разрешено отправляться на королевскую охоту вместе с Лютым, при условии, что будет вымыт и тщательно расчесан по приезду. Поговаривали, что Лютый частенько уступал ему оленя или кабана, Реборн утверждал, что исключительно из-за благородства, а не страха.

Прошло несколько лет с тех пор, как Беккет попробовал сковороду турмалиновых грибочков, и с тех пор ни разу не заподозрил слух свой в предательстве. Каждый раз, когда луна взращивала свое чрево, он все же отведывал их, посчитав за лекарство. Отоваривался Беккет у заезжих торговцев, продававших грузди лекарям за три медяка. С тех пор, как сгинули суслики, цены на них сильно упали.

Глаэкорские коты хорошо выполнили работу, сократив популяцию отчаянных грызунов, но мясо сусликов впитало в себя отраву болот и первое время коты, отведав кусачий деликатес, мучались странной жаждой, забредали в деревни и высасывали молоко прямо из-под коров и коз. Случалось это и позже, когда кто-то