Невозможная хозяйка таверны «Драный кот» - Йона Корппи

этой игре теней, напоминая о неотвратимости судьбы. Как и эти мифические волки, я тоже гналась за своей правдой, зная, что когда настигну её, она может оказаться разрушительной. Догнала…

Она стояла перед выбором, а я — невидимый свидетель — не могла ничего изменить. Я знала, что она выберет, но всё же надеялась, что выберет себя. Я стиснула зубы, в груди сжалось глухое, вязкое разочарование. Локи дал бы ей защиту. Он действительно хотел её спасти, по-своему. Возможно, тогда она бы осталась жить. Свет из окна падал на пол золотистыми полосами, напоминая о том, как сверкали волосы бога обмана.

Но она доверилась другому бессмертному, который просто создал возможность и… ушёл. Тени в углах комнаты сгустились, словно откликаясь на мои мысли. Руки дрожали. Я хотела злиться, хотела плакать, но не могла. Только странная, жгучая горечь наполняла меня, выжигая изнутри.

— Ну и мерзавец, — глухо произнёс папа, вырывая меня из терзающих мыслей. Он отложил листы с записями на столик между креслами и провёл рукой по лицу, словно стирая с себя то, что только что прочитал. В этом простом жесте читалась усталость человека, который слишком много повидал. Я понимала, что в записях было не всё, что я увидела. Там были сухие факты, скорее всего, отчёт на военный манер. Но папа умел читать между строк. Горечь разливалась по сердцу ядовитым туманом.

— Она могла бы выжить, — мой голос предательски сорвался. — Если бы выбрала Локи.

— Она выбрала твою свободу, — медленно сказал папа, глядя мне в глаза.

— Какой ценой?

Пальцы машинально сжались на чём-то холодном. Я опустила взгляд. Розовые лепестки казались почти живыми — они не потемнели, не осыпались, застыли во времени, как момент, который мама не позволила себе забыть. Она сохранила эту заколку. Даже после того, как узнала правду. Даже после того, как сбежала.

Почему?

Я провела большим пальцем по гладкой поверхности лепестков. Магия, сохранившая их, отозвалась лёгким покалыванием. Я попыталась представить, что чувствовала мама, когда брала заколку в руки. Не гнев — иначе она бы просто сломала её в ту же ночь, когда подслушала разговор. Не боль — тогда бы выбросила, чтобы больше никогда не видеть.

Нет… Я едко усмехнулась. Она сохранила её назло. Заколка не была памятью о любви. Она не позволила предательству разрушить себя, не дала лжецу власти над своими чувствами. Мама выбрала сохранить заколку, чтобы доказать, что правда о подлости того, кого она любила, её не сломила. Для меня эта заколка значила другое: я родилась на лжи. Но это не определяет меня.

Цветы дрогнули — стабилизирующая магия пошла трещинами. Я вложила в заколку всю свою силу, позволив аврорной магии растечься пламенем. Тонкие стебли начали увядать, темнеть, осыпаться. Розовый цвет исчез. От жара магии воздух вокруг моей ладони подёрнулся рябью. Я смотрела, как от заколки остаётся только серый пепел, оседающий на коже невесомыми хлопьями. Эта вещь больше не имела для меня значения. Образ мамы я смогу сохранить и без материальных символов.

— Аврорная сила показала тебе её последние дни? — задумчиво спросил папа, смотря на пепел в моей ладони. Его взгляд был тяжёлым, но понимающим.

Я молча кивнула, стряхивая потоком воздушной магии серые хлопья в камин. Они вспыхнули мгновенно, превращаясь в искры.

— И теперь ты злишься на её выбор?

— А ты разве нет⁈ — я вскинула голову. Пламя в очаге взметнулось выше, откликаясь на мои эмоции.

— Твоя мама сделала то, что считала правильным, — покачал головой папа. Он откинулся на спинку кресла, и тени от огня подчеркнули морщины в уголках его глаз. — Ты ведь знаешь, что Локи не играет в благородство. И знаешь, что он бы тоже не оставил тебе выбора. Она поставила твою свободу выше своей жизни.

— Но… — мой голос дрогнул.

— Тебе больно, потому что ты думаешь, что она выбрала неправильно.

Я закрыла глаза. Тишина сгустилась между нами, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине. А потом я тихо, почти неразличимо прошептала:

— Прости.

— За что? — в папином голосе прозвучало искреннее удивление.

— Ты не должен был тратить свою жизнь на меня, — выдохнула я. — Мне жаль, — подняла взгляд на папу. — Я прошу прощения, что тебе пришлось обо мне заботиться. Сожалею, что тебя заставили приютить меня.

Мне было невероятно трудно сказать это — признаться в том, что я навязанный магией ребёнок, — но он вдруг рассмеялся. Не просто усмехнулся, а по-настоящему рассмеялся, запрокинув голову назад. Его смех, глубокий и тёплый, эхом разнёсся по залу, отражаясь от стен.

— Доченька моя, — папа подался вперёд, опираясь локтями на колени. Его глаза искрились теплом. — Ты правда думаешь, что кто-то мог заставить меня?

* * *

— Я сам сделал этот выбор. Осознанно. И если бы мне пришлось снова принимать это решение, я бы не изменил ничего.

Папин голос звучал твёрдо, без сомнений. Именно в этот момент пришло исцеляющее осознание: он никогда не считал меня обузой.

— Я выбрал тебя сам, Вивека, — повторил с нажимом. — Ты стала для меня даром.

— Даром? — растеряно посмотрела на папу. Подобного заявления я никак не ожидала.

— Я не рассказывал тебе раньше, но незадолго до моего возвращения в Исфьорд я спас одного мальчика, — мягко улыбнулся он. — Маленького аристократа из разгромленного разбойниками каравана. Три дня мы прятались в горах от снежной бури, пока я лечил его ожоги.

— В горах? Зимой? — я невольно поёжилась, представив трёхдневное укрытие от метели.

— Да, не самое приятное время для прогулок, — усмехнулся папа. — Удивительный ребёнок. Несмотря на происхождение и пережитый ужас, держался с таким достоинством… И при этом смотрел на меня с искренним доверием и уважением, — папа задумчиво посмотрел на огонь в камине. — Я тогда впервые использовал свою магию не для разрушения, а для защиты. На войне всё просто: есть враг, есть приказ. Но когда защищаешь ребенка, это меняет что-то внутри. Исцеляет. — в папином голосе проскользнули странные нотки. Словно мальчик спас его, а не наоборот.

— И что случилось потом?

— Я завершил службу и вернулся домой. А мальчик, как оказалось, вырос достойным человеком, — проворчал немного сердито, словно повзрослевший мальчик каким-то образом смог вызвать папино недовольство. — В Исфьорде я начал учиться целительской магии. Боевые заклинания