На сети - Ирина Ингрин

Мне казалось, что с завтрашнего дня изменится вся моя жизнь. Я ждала звонка от Насти, может, сообщения, очередного приглашения.

Но чуда не произошло. Подруга не объявилась до самого конца лета. Я больше не была в той квартире ни разу, а вскоре они и вовсе ее продали.

Глава 11

Пришло время поговорить о детстве не теми сухими фактами, что рассказывают обычно люди друг другу при знакомстве, а описать то, что запомнил маленький ребенок, сохранил внутри, даже будучи уже условно взрослым.

Как бы ни старались наши родители, мы все выходим из детства с травмами. Просто у кого-то остаются неглубокие царапинки, а у других – вечно кровоточащие, отзывающиеся глубокой болью рубцы.

Пережив свое детство достаточно неплохо, я с достоинством вынесла все выпавшие на мою долю в этой безумной рулетке трудности.

Я росла со змеей на шее, обвившей меня с первого дня жизни, и не имела ни малейшего опыта, как это – жить без нее.

Я не знала, в какой момент она приласкает, а в какой – ужалит. Когда меня позовут с собой в магазин, а когда бросят одну в квартире. Когда накормят, а когда днями напролет будут держать без еды, отвечая на детские слезы наглыми ухмылками. Живя в ужасающе холодном одиночестве, я принимала оскорбления за заботу, считая их проявлениями внимания, а редкий интерес от скуки – за любовь.

Я настолько привыкла жить со змеей, что, когда выросла и спаслась от нее, сама стала ею, и теперь жалю себя даже намного больнее. Ученик всегда превосходит учителя.

Я чутко улавливала, что в конкретный момент от меня хотят. Помню, что единственным возможным для меня уходом из страшной реальности были фильмы.

Ежедневно я просила включить телевизор, и пусть там было всего два канала, все же умудрялась находить кино, смотрела урывками, поздними вечерами, пока мама была занята своими гостями. Потом днями напролет прокручивала в голове увиденные сцены, диалоги, мелодии. Воспроизводила фильмы в воображении, мысленно проживая увиденное снова и снова. Иногда придумывала собственные истории, представляя, как однажды сниму фильм сама.

И еще я мечтала спасти маму от алкоголизма. Помню, как сидела на кресле в холодном зале, завернув озябшие стопы в подол юбки, и пыталась погрузиться в очередной топорно отснятый российский фильм.

– Кир, я схожу. Я быстро.

Она сидит в соседнем кресле, волосы растрепаны, губы потрескались до корочек, глаза – мутное стекло. Мыслями она далеко отсюда. Ненасытная змея внутри нее требует очередной дозы. Я – еще совсем ребенок, но понимаю, куда мать собирается, и потому начинаю плакать.

– Пожалуйста, не иди. Не надо.

– Не плачь, все равно пойду.

Но остается сидеть и качается взад-вперед, словно что-то внутри еще держит ее и не дает сорваться в бездну.

– Пожалуйста, пожалуйста, – вскакиваю с кресла, падаю на пол и прижимаюсь к ее ногам.

Я верила, что если буду достаточно хорошей, если буду стараться лучше – она поправится, она не уйдет. Она полюбит меня. Это я всегда и во всем виновата, во всех ее горестях. Но, выпрашивая даже скудные крохи внимания, я все равно была для нее напоминанием, живым доказательством того, что ранило ее однажды, о чем она мечтала забыть и что пыталась утопить в пьяном угаре. Когда тебя выкидывают, как ненужную игрушку, оставляют, словно совершенно незначительный эпизод своей жизни, коих будет впереди еще предостаточно, – такое обидное расставание кого-то бы, возможно, закалило, но мою мать оно сломало.

Ребенок у ее ног – последняя капля в переполнившуюся чашу. Мать вскакивает с кресла, руки сжаты в кулаки, дрожат. Мой прилив заботы и жажда близости обрубают последние нити, удерживающие ее.

– Прочь, – с презрением выплевывает она.

Как и прежде, я не смогла, у меня не получилось. И теперь страшно оборачиваться в пустоту, оставшуюся после ее ухода, тревожно думать, когда же она вернется.

Я залезаю обратно в кресло и снова привычно пытаюсь убежать из мира, который слишком суров, в миры, которые теплы, но нереалистичны.

Глава 12

Они сидели за столом, расслабленные и умиротворенные. Здесь каждый был самим собой, никто не боялся, что не найдется тем для разговора, и беседа текла сама, свободной рекой. Порой она утихала, и наступала тишина, но ее безмолвие никого не тяготило. В этой тишине были слышны лишь хруст хлеба, тиканье часов да треск свечи. Каждый мог задуматься, и, как только в голове возникали новые вопросы или идеи, снова рождались слова и сплетались в неторопливую беседу.

Я наблюдала за разговором. Обсуждая незнакомых мне поселковых, обмениваясь мнениями и перешучиваясь, они понимали друг друга с полуслова. Здесь царило чувство единства, семьи, где родители вместе, в идиллии, и ты знаешь, что неслучайно появился в их жизни: тебя ценят, ты – результат любви и взаимопонимания, тебя ждали, и ты был им очень нужен.

Когда же самые родные тебе люди ненавидят или еле терпят друг друга, ты чувствуешь, что само твое существование под большим вопросом, что ты лишний. И чаще всего ты хочешь просто исчезнуть, чтобы не осложнять жизнь любимых людей еще больше.

С самого раннего детства я любила представлять, как познакомились мои родители. Не знаю, почему это было так важно для меня: я представляла, как они были рады знакомству друг с другом, как мое появление на свет стало настоящим праздником для них.

Реальность была намного жестче. Мое появление стало для мамы несчастьем: отец тотчас бросил наивную, испорченную им же девушку. Подрастая, я видела боль в ее глазах. Она никогда не обнимала меня, словно боялась лишний раз дотронуться. В те редкие дни, когда мать приходила к нам с бабушкой в дом, она всегда садилась поодаль и смотрела в противоположную от меня сторону. Обычно это был либо мой день рождения, либо другой праздник, но она и не догадывалась принести подарок ребенку. Я была чужой и ненужной для самого родного человека, который привел меня в этот мир, но оставил в нем без любви и защиты.

Бабушка изо всех сил старалась сделать мое детство менее болезненным, но ее морщинистые добрые руки, грустные серые глаза и извиняющийся тон не могли заменить мне родителей. Когда я думаю об этом, мне не хочется жить.

Каждый вечер я ищу смысл дотерпеть до конца дня, а потом – дождаться следующего. Мол, завтра выйдет новая серия сериала… Обычно