На сети - Ирина Ингрин

Ее задели мои слова, я это знала. Голос Насти стал стальным и отстраненным.

– Я спрошу у Тимура, выдаст ли он мне деньги на такое дорогое удовольствие.

Она была полностью зависима от мужа, и эта мысль заставила меня вновь покрыться мурашками.

После свадьбы Тимур фактически полностью завладел мебельной компанией, которую раньше поровну делили их семьи. После смерти родителей он получил в распоряжение долю своего отца, а позже, в связи с болезнью жены, не удел оказался и Михаил Александрович, папа Насти, которого утешала лишь одна мысль – что однажды дочь подарит всем наследника и объединит капиталы.

Подруга встает, чтобы долить нам кофе, и, покачиваясь, садится обратно. Любое резкое движение – и она в полуобморочном состоянии.

– Спасибо тебе, что зашла. Но ты должна уйти, пока не вернулся муж. Он не любит, когда у меня гости.

Взглянув на нее, я начала закипать внутри от злости на Тимура. Злость была горячей, ядовитой, но в тоже время сладкой и тягучей. Мне хотелось хоть на секунду увидеть, как он вернется с работы в своем строгом костюме, который так подчеркивает его широкие плечи и крепкую шею.

Смесь этих противоположных чувств и ненависть к себе за то, что не могу отказаться от тяги к Тимуру, подступила к горлу. Больше не притронувшись к кружке с кофе и наскоро собравшись, я выскользнула из угнетающе пустой квартиры.

Да, она была пустой. Там оставалась Настя, но была похожа на привидение – ее присутствие совершенно не ощущалось.

Она погибала. Во власти тирана, покинутая любимым. Они ведь доведут меня, я это уже чувствовала. И тогда я отомщу им всем за ее судьбу сама.

Глава 16

Воспоминания о том дне, хоть и притупились спустя столько времени, но все еще остаются яркими, словно вспышки, вонзаясь острыми шипами прямо в сердце.

Открываю от солнечного света глаза и снова закрываю – от недосыпа веки кажутся наждачной бумагой. Зря я так долго откладывала подготовку к экзамену. Последние билеты были мной дочитаны уже в четыре утра; на сон пришлось всего около двух часов, и теперь было очень тяжело сосредоточиться. На вопросы экзаменатора я каждый раз давала не те ответы, которые он хотел от меня услышать; и все его многочисленные попытки вытянуть меня, предлагая все новые дополнительные задания, я проваливала одну за другой.

– Нет, я, конечно, могу поставить тройку, мне абсолютно не жалко, но ты предмет не знаешь.

Сгорая со стыда перед экзаменатором, перед одногруппниками – свидетелями моего позора, я вышла из кабинета в слезах. Впрочем, я еще долго не могла успокоиться и бесшумно плакала и глотала слезы в маршрутке по дороге домой.

Добравшись до съемной квартиры, я легла в кровать полностью обессиленная: это был последний экзамен, и если бы я сдала его сегодня, могла бы теперь отдыхать, поехать на каникулы в поселок. Но впереди меня снова ждали стресс и бесконечная череда зубрежек. Как бы я ни старалась, экономика давалась мне очень непросто.

Слезы от усталости, от обиды на себя, на настырного преподавателя застилали глаза. Я думала, это мой худший день. Наивная.

Жизнь преподнесла мне урок – проблемы бывают намного больше и серьезнее несданного экзамена. Раздалась телефонная трель, которая перевернула все с ног на голову.

Мне позвонили из больницы, чтобы сообщить о Насте. Оказалось, она указала меня как человека, которого можно оповестить о ее состоянии. Меня – из всех своих знакомых. Радость, что мы с ней так близки, на секунду придала мне ценности в собственных глазах. Как же убого.

Примерно в полдень ее доставили в приемный покой с синяками на животе, руках, и кровотечением. Случился выкидыш. Настя позвонила в скорую сама, в полуобморочном состоянии, когда боль в животе стала нестерпимой и пошла кровь.

У меня не было сомнений, кто мог довести ее до такого состояния, а после спокойно уйти на работу, оставив одну.

Выслушав, в какой палате находится Настя и что необходимо привезти ей в больницу, я еще некоторое время просидела в немом ступоре, пока соль от высохших слез не стала стягивать и колоть щеки.

Несданный экзамен превращается в незначительную мелочь, когда жизнь близкого человека под угрозой, когда погибает неродившаяся душа.

Настя лежала, почти потерявшись на фоне белых стен и подушек. Мирно капала капельница, и девушка сосредоточенно следила за ней, видимо, пытаясь отвлечься. Я села рядом на пустую кровать. Две другие были заняты: одна пациентка читала книгу, другая спала.

– Это сделал Тимур?

– Спасибо, что пришла. Не хотелось беспокоить родителей. Завтра уже обещают выписать.

Она не смотрела на меня: мысли ее были далеко. Едва предположив беременность, Настя воспарила над действительностью. Частичка их с Сергеем любви отныне всегда была с ней, под ее сердцем: она билась, она была живой. Но Настя никому о ней не сказала. Вместо того она стала каждый день пытаться представить будущее своего ребенка. Сможет ли он объединить своих родителей? Или, наоборот, разлучит их еще больше? Облегчит ли он ее жизнь? На кого похожим вырастет, кем станет?

Но ответов не было. Как бы крепко она ни закрывала глаза, как бы искренне ни спрашивала у ночного неба, ей представлялась впереди лишь ужасающая пустота. В этом мире, она чувствовала все яснее с каждым днем, нет места для этого ребенка: Настя не могла представить ни его лица, ни его улыбки. Не могла вообразить реакцию бабушки и дедушки на его рождение. На его месте не было ничего.

В ней поселилась душа, заранее не способная жить, дефектная – теперь Настя это ясно понимала. Тимур стал катализатором того, чему было суждено случиться. Проснувшись, он понял, что жена в положении: ежедневная утренняя ее тошнота не скрылась от его внимания. Мужчина также догадался, что отец не он: по испуганным глазам жены с тщательно скрываемой надеждой в них. И потому ударил по столу, а потом, не в силах сдержать нахлынувший гнев, ударил ее в живот. Ему было обидно, она понимала.

В то утро она встретилась со своим ребенком. Едва за Тимуром закрылась дверь, ноющая боль в животе усилилась. По ногам потекла теплая жизнь, она покидала ее тело со слезами и кровью. Девушка не была готова к такой встрече. В какой-то другой вселенной ребенок должен был сделать в этот момент первый вдох и закричать. Но ее малыш остался молчаливым осуждением несбывшейся любви, и девушка заперлась в ванной, до последнего не в силах расстаться