На сети - Ирина Ингрин

Сколько сил таится в женщине. Она способна нести и взращивать внутри себя чью-то целую жизнь, чью-то невинную душу. Быть ее создателем и пристанищем, но при этом принимать полностью ее выбор: остаться на еще один миг или уйти навсегда? Решать не тебе. Но ответственность за этот выбор все равно будет возложена на тебя. Сколько сил нужно, чтобы это принять?

Я взяла Настю за руку, возвращая в настоящий момент.

– Ты должна рассказать мне, что случилось.

– Я… упала в ванной. Случайно наткнулась на раковину животом.

– Это я уже слышала от врача. Но синяки на руках? На шее? Тоже упала? Мы же не дураки, Настя.

В ответ она заплакала.

– Это я во всем виновата. Он давно подозревал. Меня тошнило последнее время. Но он всегда предохраняется, не хочет пока лишних проблем.

– Презервативы не защищают на сто процентов, – начала я.

– Это не его ребенок. Я хотела сделать Тимуру больно, признавшись в этом, но, как видишь, в этом мне мужа никогда не переплюнуть, – и полные слез глаза посмотрели на меня с отчаянием. – Теперь его нет, моей последней маленькой надежды. Он и не мог быть, как я поняла.

Она положила свободную руку на живот. Ее безразличный голос пугал меня больше, чем слезы.

– Ты должна написать заявление! – начала закипать я.

– На Тимура? – она было засмеялась, но лицо ее сразу же исказилось в болезненной гримасе. – Нет, так его не победить.

– Но он избивает тебя!

– Ш-ш, тише.

На соседней кровати женщина подняла голову, оторвавшись от книги, но, оглядев замолкших девушек, продолжила чтение.

– Это не новость и не проблема.

– Да какого… – я запнулась на секунду, но потом решительно продолжила яростным полушепотом, – он… Он изнасиловал меня, это для тебя тоже не новость?

Мы переглянулись. Так долго охраняемый секрет внезапно вырвался из-под моего контроля, словно гремучая змея жаля всех вокруг в слепой ярости. Но глаза Насти вдруг оживились, в них, как в зеркале, отразилась моя злость, и, глядя на нее, я продолжала взахлеб рассказывать, пересиливая себя и свой стыд. Боль и страх последних месяцев мощной стихией вырывались из тьмы небытия, куда я их старательно загоняла столь продолжительное время.

– Так вот почему ты наговорила мне столько гадостей тогда, перед свадьбой? О нем и моем выборе?

Я ошарашено замолчала. А в Настю отныне заселилась моя месть. Эта девушка стерпит все, но никогда не даст в обиду других, было ясно. Мой дорогой, ненаглядный Тимур… Что же я наделала. Однако пути назад не было.

– Он жестоко обошелся с тобой, с твоим ребенком… И со мной.

– У него есть знакомые в полиции, он узнает о моем заявлении и замнет его. А нам не поздоровится.

– И что же делать? – любовь, страх и ненависть во мне смешались в плотный капкан, из которого, наверное, уже не выбраться.

А Настя оказалась в настоящей смертельной ловушке. Однако теперь она была полна ярости и силы, они явно прослеживались в лихорадочном румянце, который появился на ее щеках и в блеске глаз. С небывалой твердостью подруга заверила меня:

– Не беспокойся, я обязательно что-нибудь придумаю.

Глава 17

Не секрет, что месть подают холодной.

Только не Настя. Она довела ее до кипения, а потом бросила туда свежую зелень. И один необычный штрих – белые цветы, которыми она натерла его любимый фарфор. Тарелка супа и стакан смузи на ужин – вот она, свобода.

Я стараюсь фиксировать внимание на простых вещах. На улице идет дождь. Сегодня суббота. Приехал лифт. Но ощущение, что я во сне, не покидает меня.

Настя действительно сделала это. Я знала, подозревала, на что она способна пойти. Но не отговорила. Я просто не в силах переварить эту мысль.

А он… Тимур лежит сейчас дома, безуспешно пытаясь переварить ужин. Яд из цветов постепенно проникает в его кровь, и она вскипает, начинает жечь сосуды изнутри. Он превратил ее жизнь в ад, и теперь этот ад бежит под его кожей ядовитыми змеями.

Девушка с синяками на запястьях давно сбежала из дома и сидит теперь в парке у озера. Шумные ивы скрывают от прохожих ее всхлипы. Муки совести заглушаются мыслями о свободе, о будущем счастье.

Но яд из тарелки Тимура словно проникает повсюду и отравляет все вокруг. От него теперь не получится скрыться.

Настя не могла перестать плакать от облегчения, что ее муки закончились. Я же оплакивала потерю своего счастья.

Ему больше не суждено сбыться. Нашим детям не суждено родиться. Не будет их старых игрушек, когда каждое оторванное ухо зайца, криво пришитое обратно, вгрызается в память навсегда; расшатанных кроватей, с которых дети выросли и потому их пора выкидывать. Не будет поздних подъемов по выходным, когда всей семьей можно, дурачась, спокойно проваляться в постели до обеда. Всего этого никогда не будет.

Я должна перестать думать о человеке, который исчез из моей жизни. Это просто ненормально – продолжать фиксироваться на нем. Нужно уметь отпускать прошлое: как можно острее прочувствовать его всем сердцем, а потом дать ему раствориться в пространстве. Нужно пообещать себе, что буду счастливой назло ему с другим – более любящим, заботливым, добрым.

К сожалению, без него не хочется и счастья. Лишь наоборот – быть специально несчастной, чтобы видел, помнил и знал о том, что он натворил. Как со своей женой, более красивой и любимой, чем я, он добивал своим довольным видом одинокую и сломанную меня. Да, для кого-то это было бы достойным наказанием. Но не для Тимура – он все равно даже не посмотрел бы в мою сторону.

Что ж, поделом мне.

Тимур появился в моей жизни довольно вовремя, он отвлекал меня от переезда в поселок, от привыкания к новой семье. Развлекал, как мог и как умел. Я благодарна ему уже за это.

Да, было больно. Но что, если без всего этого было бы еще больнее? Страдание – лишь напоминание, что когда-то была радость. Сейчас она ушла, как волна в необъятном океане, но она всегда возвращается снова. Нужно лишь дождаться.

Глава 18

Настя аккуратно причесалась и смочила щеки водой. Вышла из ванной.

Стоны Тимура больше не раздавались из спальни. Грязной посуды на столе не оказалось – муж всегда убирал за собой после еды, его педантизм в этом вопросе всегда удивлял ее.

Она только что пришла домой, посетив