Хозяйка медовых угодий - Ри Даль

Я достала из узелка мешочек с семенами и прикинула, где лучше начать. Участок ближе к хижине был чуть менее сухим — там, где тень от дубов защищала землю от палящего солнца. Решила, что начну с небольшого клочка, чтобы проверить, приживутся ли семена. Но без воды это было бесполезно. Шайна упоминала, что источники пересохли, но я не могла поверить, что в таком густом лесу, который начинался за лугом, нет ни одного ручья. Пчёлы ведь как-то выживают, значит, вода где-то есть.

Я вернулась в хижину, чтобы взять что-то для воды. В углу, среди мусора, я нашла старое ведро — ржавое, с погнутой ручкой, но целое. Оно было лёгким и вместительным. Я также взяла с собой корзинку, найденную тут же, — вдруг удастся найти что-то съедобное в лесу. Лина всё ещё спала, и я решила не будить её. Я нацарапала угольком на куске коры: «Ушла в лес, скоро вернусь. Не бойся», и положила кору рядом с ней.

Вышла из хижины, держа ведро в одной руке и корзинку в другой. Луг был тихим, только слабое гудение пчёл доносилось из одного улья. Я вдохнула прохладный утренний воздух, пахнущий пылью и хвоей, и направилась к лесу. Его тёмная кромка казалась пугающей и манящей, как дверь в неизвестность.

Лес встретил меня прохладой и тишиной, нарушаемой шорохом листвы и пением птиц. Деревья, старые и высокие, с мшистыми стволами, стояли плотно, и солнечный свет едва пробивался сквозь кроны. Земля была усыпана иголками и шишками, которые хрустели под башмаками. Я шла осторожно, прислушиваясь, боясь, что кто-то следит за мной.

Мои знания о травах, накопленные за годы ухода за садом, начали пробуждаться, смешиваясь с памятью Марисы. Я остановилась у куста с красными ягодами, похожими на бруснику. Сорвала одну, растерла между пальцами — запах терпкий, знакомый. Попробовала: кислая, но съедобная. Я собрала горсть и положила в корзину, решив, что это добавит вкуса нашей еде.

Дальше я заметила пучок дикого лука, его зелёные перья торчали из-под корней дуба. Я выдернула несколько стеблей, чувствуя, как их резкий запах щиплет глаза. Это было лучше, чем ничего. Добавила лук в корзину, радуясь, что ужин станет менее пресным.

Пройдя ещё немного, я наткнулась на грибы у подножия сосны — маленькие, с коричневыми шляпками, похожие на подберёзовики. Я присела, осмотрела их: запах грибной, без горечи, осторожно сорвала и проверила — срез не темнел. Значит, съедобные. Сорвала несколько, стараясь не повредить грибницу, и положила в корзину. Ещё я нашла пару корней пастернака — их белые корешки торчали из земли, и я выкопала их палкой. Это было негусто, но для первого дня — удача.

Я продолжала идти, оглядывая землю и деревья. Где-то должен быть ручей. Пчёлы не живут без воды, а их гудение я слышала утром. Я прислушивалась, но лес молчал, только ветер шелестел в кронах, да ворона каркала вдалеке.

Через полчаса, когда ноги уже начали ныть, я остановилась у валуна, покрытого мхом. За ним, в низине, я заметила тропинку, ведущую вниз. Сердце забилось быстрее — такие тропы часто ведут к воде. Я ускорила шаг, чувствуя, как надежда разгорается.

И вот я услышала его — слабое журчание. Побежала, не обращая внимания на ветки, цепляющиеся за платье, и остановилась у маленького ручья, текущего между камней. Вода была прозрачной, холодной, с запахом мха. Я опустилась на колени, зачерпнула ладонью и попробовала — чистая, чуть сладковатая. Это было спасением.

Поставила ведро и начала набирать воду, чувствуя, как брызги оседают на руках. Ручей был небольшим, но его хватит для полива, если таскать воду каждый день. Это будет тяжело, но я справлюсь. Обязательно справлюсь.

Я наполнила ведро до половины, понимая, что полное будет слишком тяжёлым. Корзинка с ягодами, луком, грибами и корнями лежала рядом, и я уже прикидывала, как сварю их на костре, когда услышала шорох за спиной. Не ветер, не птица — шаги. Тяжёлые, уверенные, с хрустом веток.

Я замерла, сердце ухнуло в пятки.

Медленно-медленно обернулась.

Передо мной стоял мужчина. Высокий, выше меня на голову, с широкими плечами и мускулистыми руками, выпирающими из-под закатанных рукавов льняной рубахи. Его лицо было угрюмым, суровым: резкие скулы, прямой нос, тёмные брови, нахмуренные так, что между ними залегла складка. Глаза — тёмные, почти чёрные, с холодным, пронизывающим взглядом. Волосы, тёмно-русые, с сединой на висках, были стянуты в короткий хвост, но пряди выбились, падая на лоб, что лишь усиливало его суровый вид. Щетина покрывала подбородок, а на шее тянулся шрам, тонкий и белёсый, словно след от ножа. Его одежда — потёртая кожаная куртка, тёмные штаны, заправленные в сапоги, покрытые грязью, — говорила о жизни в лесу, а за поясом висел нож с костяной рукоятью, поблёскивающий в лучах солнца.

Он стоял неподвижно и смотрел на меня, не говоря ни слова. Его присутствие было подавляющим, как будто лес воплотился в этом человеке — молчаливый, дикий, полный скрытой силы. Я почувствовала, как страх сковывает горло, но в его облике — в этой сдержанной мощи, в глазах, где за холодом пряталась тень боли, — было что-то притягательное.

Ксавье. Лесничий. Я узнала его, хотя никогда не видела. Шайна описывала его так: угрюмый, нелюдимый, с взглядом, что смотрит в душу. Но она не сказала, что он… красив. Не как принц из сказок, а как буря или старый дуб, что стоит веками, не сгибаясь под ветром.

Глава 12.

Я замерла, прижимая к себе ведро. Ксавье смотрел на меня, его тёмные глаза словно буравили насквозь, и я чувствовала, как страх сковывает горло. Он был лесничим, человеком барона, и одно его слово могло отправить нас с Линой обратно в лапы Хильды.

Однако в его взгляде я почему-то не заметила злобы. И это удерживало меня от того, чтобы броситься наутёк.

— Кто ты? — спросил он продирающим до мурашек суровым низким голосом.

Он не двигался, но его присутствие заполняло всё пространство вокруг, будто лес сам говорил через него.

Я сглотнула, пытаясь унять дрожь в руках. В голове метались обрывки мыслей. Он может доложить барону. Он знает Шайну.Он меня сдаст... Но я не могла позволить страху взять верх. Нужно было как-то выкручиваться.

— Я… Мариса, — выдавила я. — Из деревни… той, что за холмами. Пришла за водой, — кивнула на ведро, надеясь, что мой голос звучит убедительно, хотя