Хрустальная ложь - М. Эль

— Маленькая дурочка, — прошептал он, и в его голосе звучала такая нежность, что Селина почувствовала, как её сердце тает.

Селина счастливо рассмеялась и обняла его в ответ, крепко прижавшись.

— Я старалась.

— Я вижу. — Его взгляд снова вернулся к портрету.

Он ещё раз посмотрел на картину, впитывая каждую деталь, каждое мгновение этого чуда. И только после этого спросил:

— Где она?

Селина довольно улыбнулась, её глаза заблестели. — В столовой. Украшает окно. Сказала, что слишком мало огней.

Виктор выдохнул — почти трепетно, как будто предвкушая что-то невероятное.

— Разумеется.

И, не сказав больше ни слова, пошёл искать свою женщину, готовясь к новому витку безумия и счастья, который она принесла в его слишком упорядоченную жизнь.

Столовая была огромной — почти как в старых европейских особняках, с высокими потолками, резной мебелью и панорамными окнами, выходящими в сад. Но сейчас весь её блеск сводился к одному: Валерия стояла на подоконнике. Слишком высоко, опасно балансируя, её руки тянулись, чтобы закрепить последнюю гирлянду на массивном деревянном карнизе. Её свитер Виктора задрался, открывая полоску голой кожи на талии, а волосы, собранные в небрежный хвост, разметались. Она сосредоточенно бормотала себе под нос, её слова были похожи на заклинание, но на самом деле были смесью раздражения и упорства.

— Чёртова гирлянда… держись, сука… не смей падать…

— Кого ты там «сукой» обозвала? — раздался сзади знакомый голос, низкий, с лёгкой хрипотцой, который она узнала бы из тысячи.

Валерия дернула головой так резко, что едва не перевернулась назад, потеряв равновесие. Её руки, отпустившие гирлянду, взмахнули в воздухе, пытаясь найти опору.

— ОЙ, БЛ… — Выругаться до конца она так и не успела. Потому что сильные руки уже обвили её талию, подхватив в воздухе, как только она потеряла равновесие. Он подставил себя, поймав её падение.

Виктор держал её, легко, будто она весила не больше одеяла, его мышцы напряглись, но он даже не крякнул. Она повисла в его руках, её ноги не касались пола. Он смотрел ей в глаза, его взгляд был тёплым и насмешливым.

— Летать при виде меня необязательно, змейка, — тихо сказал он, его губы изогнулись в привычной усмешке. — Я всё равно поймаю.

Валерия, повиснув на нём, от неожиданности и облегчения рассмеялась — тихо, красиво, искренне, её смех звенел в огромной столовой, смешиваясь со светом гирлянд. Это был настоящий, чистый звук, который он слышал лишь несколько раз.

— Ты… приехал, — выдохнула она, всё ещё цепляясь за его шею.

— Конечно. Как только понял, что вы двое превратили мой дом в филиал рождественского ада, — проворчал он, но в его голосе слышалась нежность, а глаза блестели.

— Это не ад, Виктор. Это атмосфера, — парировала она, пытаясь сохранить свою дерзость.

— Это заговор, — он покачал головой, но его улыбка стала шире. — Твой, Селины и этой розовой ёлки.

Девушка обняла его за шею, всё ещё вися у него на руках, тёплая от смеха и декабрьского света, отражённого в гирляндах. Её волосы щекотали его подбородок.

— Я рада, что ты приехал, — сказала она уже тише, её голос стал мягким, почти уязвимым.

Так тихо, что он почувствовал не словами — грудью. Его сердце откликнулось на её признание.

Виктор прижал её ближе, его руки обвили её тело, притягивая к себе. — А я рад, что ты меня дождалась.

— Дождалась? — Валерия усмехнулась, пытаясь вернуть привычную маску. — Виктор, я тут дом украшала, а не тебя ждала.

Он хмыкнул, его взгляд был проницательным. — Врёшь. Плохо врёшь.

Она фыркнула и попыталась выбраться из его рук — лёгкий протест, скорее для виду, чем всерьёз, но он лишь сильнее удержал её одной рукой, прижав к себе, а второй убрал прядь волос с её лица, его пальцы задержались на её щеке.

— Оставь. Я ещё повешу гирлянду, — попыталась возразить девушка, указывая на свисающую гирлянду.

— Нет. Ты уже повесила себя почти на люстру. Этого достаточно. — В его голосе звучала непоколебимая уверенность. — Иди лучше на пол.

Валерия снова засмеялась, мягко, тихо — и опустила голову ему на плечо, её сопротивление наконец сломалось.

— Правда… рада, что ты приехал раньше. — Это было полное, безоговорочное признание.

Это было признанием, которому он не позволил отойти без ответа.

Виктор поцеловал её в висок — медленно, тепло, его губы задержались на её коже.

— Я домой приехал, Рия. — В его голосе звучала нежность, которую он позволял себе лишь с ней. Не просто в дом, а домой, к ней.

Она замерла, его слова отозвались в ней глубоким эхом. А потом крепче обняла его, прижимаясь всем телом. И впервые за много дней — почувствовала, что не бежит. Что она именно там, где должна быть. На руках у человека, который всегда поймает. В доме, который стал её домом.

...

Дом был наполнен смехом, запахом мандаринов, звоном бокалов и предновогодним теплом, которое разливалось по каждому уголку. Виктор с кем-то говорил в гостиной, его глубокий голос звучал как низкое урчание. Селина, как всегда, бегала по дому, пытаясь найти свою вторую носок, которая, по её словам, «исчезала каждый раз, когда приходил брат». Охрана, наученная горьким опытом, держалась подальше от празднующих женщин, чтобы случайно не попасть под гирлянду, которой Валерия уже обмотала одного бедного телохранителя, превратив его в живую рождественскую ёлку.

А сама Валерия тихонько вышла на балкон — подышать свежим, морозным воздухом, чтобы сердце, которое колотилось как сумасшедшее, наконец, успокоилось. Вокруг царила праздничная суматоха, но ей нужно было уединение, чтобы осмыслить то, что происходило внутри. Она достала телефон и, после короткого колебания, нажала на имя Луизы.

— Аллооооооо! С наступающим, сучка моя любимая! — Луиза орала в трубку так, будто была на концерте, а не дома. На заднем плане слышалось: «ОЛИВЬЕ НЕ ТРОГАЙ, Я СКАЗАЛА! Я ЕГО НА НОВЫЙ ГОД БЕРЕГЛА!»

Валерия тихо рассмеялась, прислонившись к холодному каменному парапету.

— С наступающим, Лу.

— Подожди! — Луиза шумно положила трубку куда-то на стол, послышался грохот.

— МАМА, СКОЛЬКО МОЖНО! Я СКАЗАЛА, Я БУДУ ЕСТЬ ОЛИВЬЕ ПРЯМО ИЗ МИСКИ! Я ВЗРОСЛАЯ ЖЕНЩИНА! — донеслись её возмущённые крики.

Потом снова в трубке:

— Всё, я тут. Этот варварский обряд поедания оливье до боя курантов остановлен. Что там у тебя, Лери? Говори!

Валерия вдохнула морозный воздух… и сердце перевернулось, сделав болезненный кувырок.

— Лу… я… — она запнулась, слова не хотели выходить. — Я должна сказать что-то. Только не смей ржать.

— Уже ржу, — честно ответила Луиза, и Валерия услышала характерный хруст, будто кузина всё-таки утащила немного салата. — Ну? Заинтриговала.

Валерия прикрыла глаза рукой, чувствуя,