Хрустальная ложь - М. Эль

Валерия тихо хмыкнула, с легким оттенком ехидства:

— Ты мог бы хотя бы спросить.

Он провёл пальцем по ее щеке, его взгляд был полон нежности, которую он никому, кроме нее, не показывал.

— Ты бы сказала "нет", — констатировал он с улыбкой.

Девушка фыркнула, не пытаясь скрыть легкую усмешку. — Возможно.

Виктор улыбнулся, его глаза сияли. — А я не люблю «нет».

И, повернувшись к залу, его голос вновь обрел привычную сталь.

— Вопросы есть?

Тишина. Абсолютная, полная тишина.

— Отлично. Собрание закрыто.

И ни один человек не посмел ослушаться

…

Двери кабинета захлопнулись с такой силой, что даже охрана у входа вздрогнула.

Валерия шла вперед первая — быстрым, решительным шагом, на высоких каблуках, чётко отбивающих ритм ее гнева по холодному мрамору пола. Она сжимала в руках стопку отчетов так, будто они были виновны в том, что Виктор только что поцеловал её перед всем составом клана. Этот поступок, одновременно дерзкий и вызывающий, поставил ее в крайне неудобное положение.

Он вошёл следом, его шаги были бесшумны, как всегда. Закрыл дверь на замок, щелчок которого прозвучал в тишине кабинета, как выстрел. Виктор облокотился на дверь, загораживая выход, словно преграждая ей путь отступа.

— Ты сошел с ума? — выдохнула Валерия, не оборачиваясь. Ее голос был тихим, но в нём слышалась скрытая ярость.

— Я? — Виктор хмыкнул, его насмешка прозвучала отчетливо. — Ты видела, как на тебя смотрели? Я бы убил половину зала, если бы не сделал что-то.

Она резко повернулась, её глаза сверкали, а губы были плотно сжаты.

— Чего-то? Поцелуй — это «что-то»?

— Это было необходимо.

— Для кого? Для тебя? Для демонстрации власти? Для того, чтобы подчеркнуть, что я — трофей?

Виктор подошёл ближе, его шаг был медленным, обдуманным. Его глаза, как всегда, были непроницаемы.

Девушка отступила назад ровно на один шаг, пытаясь сохранить дистанцию.

— Для всех. Им нужно было увидеть, что ты — моя женщина.

— Ах, конечно! — она подняла руки, выражая всю свою иронию. — Всем нужно было увидеть, что я — имущество Виктора Энгеля! Чтобы больше никто не сомневался в моем статусе.

Он прошёл вперёд — и, вжимая её в край огромного стола, склонился так близко, что её дыхание прервалось, а сердце бешено заколотилось. Его взгляд был неотрывен, заставляя ее чувствовать себя одновременно обезоруженной и возбужденной.

— Не имущество, — прошептал он, его голос был низким и бархатным, и от этого пробирало до костей. — Сколько раз тебе повторять? Как выудить эту дурь из твоей головки? Я ни разу не дал намека на то, что пользуюсь тобой, как игрушкой. А пользоваться я умею, поверь.

— Виктор… — попыталась Валерия, ее голос был слабым, почти потерянным.

— Не смей отрицать, — его голос стал низким, опасным, заставляющим кровь стыть в жилах. — Ты отвечала мне так, как никто. Ты хотела этого так же сильно. Все равно однажды ты выступишь рядом. Я просто готовлю почву.

Валерия хотела. И ненавидела себя за это. Желание, которое было ей одновременно противно и желанно. Ненависть к своей слабости, но страстное желание поддаться.

— Ты просто решил поставить точку, — сказала она тише, ее голос дрожал. — Чтобы все знали, что я — твоя. Чтобы никто не смел перечить.

Виктор провёл пальцем по её подбородку — медленно, обводя контур её губ. Жест был таким нежным, что противоречил всей его сущности.

— Валерия, я бы не стал тебя целовать, если бы ты этого не хотела. Я бы никогда не позволил себе подобное, если бы не чувствовал ответного желания.

Она открыла рот, чтобы возразить — но он перебил её, перекрывая все аргументы:

— И если бы я хотел показать собственность — я взял бы кольцо и сделал это официально. Насильно. С первого дня. Как все в синдикате. Думаешь, у них женщины — это тихая гавань? Нет, моя госпожа. Понравилась женщина, под венец и рожать. Такова сущность традиций. Это не твоя современная Европа, где власть в руках женщин со времен Адель Розали Андрес. Это США. Я ради тебя порядки меняю. Я бы мог связать тебя, отыметь, сделать своей, и никто бы тебе не помог после официальных документов.

Валерия замерла. От его слов по коже побежали мурашки, сердце заколотилось сильнее. Она знала, что он не шутит. Жилы на его шее натянулись от напряжения, его слова были откровенны, как никогда. Ей казалось, что она может почувствовать эту готовность.

— Но мне нужна ТЫ. Не просто рядом, но и вместе. Я не хочу заставлять тебя, — продолжил Виктор мягче, его взгляд смягчился. — Ты сама решишь быть со мной. Я не сомневаюсь, что ты сделаешь этот выбор.

Девушка закатила глаза, но в них плескалась не только раздражение, но и что-то ещё. Что-то, что Виктор прекрасно знал.

— Ты слишком самоуверенный.

— Только с тобой, — улыбнулся он, его глаза блеснули.

Виктор коснулся её щеки, легко, почти невесомо. Она отступила в сторону, будто спасаясь от жара.

— Никогда больше не делай так, — процедила она, ее голос был тверд, но в нем проскользнула ирония. — Никаких публичных поцелуев без предупреждения.

Он усмехнулся:

— Хорошо. В следующий раз предупрежу за секунду.

Валерия зашипела, ее гнев смешивался с желанием. И он засмеялся — тихо, впервые за день по-настоящему, легко, без напряжения, от чего-то, что ему было по-настоящему дорого.

Она схватила папку с отчетами и, не сдержавшись, ударила его по плечу. Удар был не сильным, скорее, шутливым. Он поймал её запястье, его пальцы сжали ее руку, но нежно, притягивая к себе.

— Отпусти. — её голос был хриплым.

— Нет. — его глаза были полны игривого вызова.

— Виктор… — она попыталась вырваться.

— Ты хочешь меня ударить ещё раз?

— …возможно.

— Прекрасно. Только сначала — поцелуй.

Валерия замерла, её дыхание участилось, сердце забилось в бешеном ритме.

— Шучу, — улыбнулся он, его лицо смягчилось. Он отпустил её, но прежде коснулся её лба — коротким, мягким поцелуем, совсем не похожим на тот яростный поцелуй в зале. Этот был… домашним, интимным, полным любви.

Она не нашла, что сказать. Слишком много эмоций переполняли ее.

А Виктор прошёл к столу, включая монитор, и готовясь к работе.

— Работать будем или драться дальше?

Она, чертыхнувшись, села напротив. А потом, не выдержав, обошла стол и села рядом, обнимая его. — Невозможный, — прошептала она.

Виктор улыбнулся, его взгляд был полон нежности.

Господи…

Никакие традиции, никакая власть и патриархальные устои, никакое желание казаться выше — не стоило того, как женщина, которая сводит тебя с ума, добровольно прижимается к тебе. Он ощутил, что все делает